Последний романтик - Тара Конклин

– С ней же все будет в порядке, да? – спросил он.

Ему никто не ответил.

Джайпа тихо говорил что-то в телефонную трубку и, поймав взгляд Рене, даже не улыбнулся. И тут из родильного отделения пришла высокая, крупная медсестра в розовой униформе и приняла командование. Занавеска отодвинулась, и все вместе – женщина, ее муж, доктора и сестры, каталка и капельница – плавно отправились по коридору в сторону лифтов, как передвижной цирк. Массивные двери, отделяющие приемный покой от остальной больницы, закрылись за ними с легким чпокающим звуком – Рене всегда думала, что именно так закупоривает свои люки подводная лодка, – и все они исчезли.

В приемном покое снова настал покой. Электронное попискивание мониторов давления. Тихие разговоры медсестер.

* * *

Рене никогда не считала себя ханжой. Ей нравилось думать о сексе. Она мастурбировала, каждый оргазм был маленьким совершенным чудом, и понимала, что одинаково возбуждается, когда видит твердую, круглую задницу их учителя на уроке математики и когда смотрит сцены с поцелуями в кино. Но при этом к восемнадцати годам у нее никогда еще не было бойфренда, она не была на свидании и целовалась только один раз – с прыщавым прыгуном в высоту на сборах конца сезона – было приятно, но не настолько, чтобы ей захотелось повторить этот опыт. Она не винила в своем безразличии того человека из машины, не совсем так. Это не стало прямой причиной и следствием. Но стоило ей почувствовать себя субъектом мужского сексуального интереса, как она ощущала поднимающуюся где-то в глотке волну беспокойства, легкий привкус отвращения. И, ко всему прочему, ей было некогда! Она была так занята! Соревнования по бегу, академический декатлон, четыре дополнительных класса, работа на полставки в лаборатории в Нью-Хейвене, занятия по субботам и добровольная работа на благотворительной кухне по вечерам в воскресенье. Вот почему она не ходит на свидания, объясняла Рене Нони, которая от всего сердца ее одобряла.

– У тебя еще будет куча времени для свиданий, – говорила Нони. – Мальчики в школе в любом случае совершенно пещерные люди.

Но вдруг, ближе к концу старшего класса, Бретт Свенсон пригласил ее на школьный выпускной бал.

Восемнадцать лет и девяносто три килограмма сплошных мышц, Бретт был звездой школьной команды по вольной борьбе. Густые темные брови, пухлый чувственный рот, плоские уши на квадратной голове. Бретт был симпатичным, по крайней мере так говорили его друзья, и Рене в целом нравилась его внешность – широкие плечи, плоский твердый живот, который он часто выставлял напоказ – в столовой, на уроке биологии, проходя по коридору, – задирая подол майки, чтобы вытереть лицо или губы, как будто сама необходимость таскать на себе всю эту гору мускулов вызывала у него потоотделение.

Ну да, Рене, может, и нравился этот живот. Но сам Бретт ей нравился не особо. Он слишком громко и слишком часто смеялся, ходил по школьным коридорам, как будто находился у себя дома, а все остальные ученики и учителя были всего лишь его гостями, пользующимися его гостеприимством. О Бретте ходили истории – он встречался с девочкой из колледжа, а как-то ночью переспал сразу с двумя. Рене слышала, что с ним спала Дженнифер Гаррит, и Сара Купер, и даже новенькая, Джули Фарли, похожая на жеребенка, с длинными ногами и брекетами. Все эти отмеченные им девочки словно носили на себе знак определенного опыта, шарма и какого-то тайного знания. У Бретта не было постоянной подружки. Такие официальные пары обычно возникали в школьном ансамбле или в шахматном клубе, и это, как правило, были ученики, не обладающие тем богатством возможностей, которым были наделены парни типа Бретта. Он, казалось, принял общественное обязательство распространять себя на всех вокруг.

Когда Бретт пригласил Рене на бал, это стало сюрпризом для всех – выдающееся событие, вызвавшее восторг у ее друзей, но позыв к тошноте у самой Рене. Следующие недели были наполнены разнообразной суетой – его друзья совещались с ее друзьями, писались записки, в коридоре возле шкафчиков велись долгие переговоры. Он сам однажды позвонил ей домой, чтобы обсудить в подробностях лимузин, который арендовали для бала его родители, его откидную крышу, внутренний телевизор и белые кожаные сиденья. Рене, казалось бы, впечатлили все эти демонстрации заботы, но в итоге она все равно сказала «нет» – Рене всегда говорила «нет» – и провела вечер бала в кино со своей подружкой Габи. Они смотрели «Красотку» и ели липкие плюшки с изюмом.

Две недели спустя она случайно встретила Бретта по пути в класс, у нее была немытая голова, волосы затянуты в хвостик, и в руках она несла кучу книг. Он поглядел на нее в упор и сказал приглушенным голосом, но очень отчетливо: «Сколько добра пропало», покачав при этом головой. Куда только делись вся симпатия и интерес, которые он проявлял к ней в эти безумные недели перед балом. Теперь он смотрел на нее пренебрежительно, с оттенком отвращения.

Рене отпрянула, как будто ее ударили, и ничего не ответила, а просто продолжила путь.

«Сколько добра пропало».

Позже, уже ночью, дома в постели, когда Кэролайн тихо посапывала с соседней кровати, перед Рене четкой картинкой прошли все ее жизненные приоритеты. Ей было восемнадцать, через шесть недель она должна была окончить школу, через пять месяцев начать учебу в Университете Коннектикута по продвинутой медицинской программе, на которую она получила стипендию, достаточную для того, чтобы Нони не пришлось платить за нее ни копейки. Рене столько вкалывала, чтобы отлично учиться, чтобы тело было сильным и стройным для бега, чтобы смотреть за Джо и сестрами, чтобы следить, не появились ли у Нони признаки депрессии. Не тратит ли она слишком много сил на все эти цели, упуская при этом что-то ценное? Ее юность практически миновала – что она может вспомнить за все свои подростковые годы?

Рене знала, что Кэролайн не упустила ни минуты. Они с Натаном были уже практически женаты. Они держались за руки на улицах и в коридорах. Они вместе ходили в кино, Натан вел видавший виды зеленый «Фольксваген»-«жук», доставшийся ему в наследство от дядюшки, а Кэролайн возвышалась на переднем сиденье, как королева. Кэролайн уже год принимала противозачаточные таблетки. Все ночи, которые Рене провела над учебниками, все вечеринки, на которых она не была, все пиво, которое не успела выпить, – все эти возможности выбора казались ей теперь надежными, но упущенными. И что бы она ни упустила, больше оно никогда не вернется к ней.

Той ночью Рене думала о плоском загорелом животе Бретта Свенсона, о школьном выпускном, на который не пошла, и о способах, которыми превратила себя в затворницу. Тоненький голосок у нее в голове мечтал повернуть все вспять и сказать: «Да, Бретт, пойдем на бал, и угости меня шнапсом и водкой, и возьми мою девственность на заднем, жарком сиденье того арендованного лимузина». Но более громкий голос желал вернуться в школьный коридор и врезать Бретту Свенсону промеж глаз за то, что она вообще начала задавать себе все эти вопросы.

* * *

Из смотровой раздался вызов – новый пациент был признан важным, но без угрозы для жизни. Мужчина, тридцать восемь лет, белый, в целом здоров. Никаких постоянных лекарств. Порез левой руки с непрекращающейся кровопотерей.