Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков

беспощадно вскрывал всякие ошибки, от кого бы они ни исходили, невзирая на лица, и не только сам вскрывал, но и нам это завещал. […] Ровно никто не может сказать, кого он больше любил. Кроме партии, кроме рабочих, никто не был дороже для Владимира Ильича»[414].

В.И. Ленин и Я.М. Свердлов отличались крайней аккуратностью в обычной жизни. Весьма показательны воспоминания Н.Л. Мещерякова о В.И. Ленине, Ю.О. Мартове и В.И. Засулич и К.Т. Новгородцевой о Я.М. Свердлове и Н.И. Бухарине.

Мещеряков: «Всем известно, что Ленин вел очень скромный образ жизни как за границей, так и в России. Жил он невероятно скромно. Он любил порядок, царивший всегда в его кабинете и в его комнате, в отличие, например, от комнаты Мартова: у Мартова всегда был самый хаотический беспорядок – всюду валялись окурки и пепел, сахар был смешан с табаком, так что посетители, которых Мартов угощал чаем, часто затруднялись брать сахар. То же самое творилось и у Веры Засулич. У Ленина, напротив, был необыкновенный порядок, воздух в комнате всегда чистый»[415].

Новгородцева: «…Яков Михайлович не терпел … мелкобуржуазного нигилизма, распущенности, небрежности. […] Особенно горячие стычки случались у Якова Михайловича с Бухариным. Он как раз принадлежал к числу людей, отличавшихся редкой небрежностью, распущенностью и неопрятностью. […] «Ну как тебе не стыдно, – говорил Яков Михайлович Бухарину, – ходишь свинья свиньей. Ну не думаешь ли ты, что ты и твои «левые» друзья станете ближе рабочему классу, если будете выглядеть оборванными?»[416]

Для партийной массы имело значение и то, как вожди вели себя в быту: в то время, когда Троцкий менял один дворец Шехтеля на другой, Сталин довольствовался одной комнатой у Аллилуевых, Ленин, абсолютно равнодушный к внешним проявлениям успеха и крайне щепетильный в денежных вопросах[417], когда речь шла не о партии, а о нем лично[418], продолжал жить «так же скромно»[419], как и до революции. Ленин и Свердлов жили в Кремле, но и там не шиковали. Когда в 1921 г. в Москве, на квартире у Е.П. Пешковой, состоялось совещание членов ЦК РКП(б) с М. Горьким по поводу анализа причин Кронштадтской трагедии, по свидетельству очевидца, Ленин приехал в автомобиле «без[о] всякой охраны», Дзержинский – с шофером и «вооруженным чекистом», зато за несколько минут до приезда Троцкого «целый отряд красноармейцев оцепил весь дом»[420]. Публицист Д.А. Волкогонов привел в своей книге воспоминания чудом уцелевшей в годы сталинских репрессий сотрудницы секретариата председателя РВСР Н.А. Маренниковой о Л.Д. Троцком: «У него почти ежедневно бывали врачи, видимо, проверяли его здоровье. Ну а главное – его всегда охраняли. Сильно охраняли. Подле него почти всегда было несколько охранников. У Фрунзе (я у него тоже работала) был лишь один. Незаурядный, тоже выдающийся человек был Троцкий, но трусоват»[421]. Без сомнения, Н.А. Маренникова неправильно истолковала то, что видела собственными глазами. Помимо нее и советского невозвращенца Г.А. Соломона никто и никогда не ставил под сомнение личную храбрость главы военного ведомства. Большое число телохранителей – акт не осторожности, а эпатажа. Совершенно ненужного эпатажа, который искренне ненавидели старые большевики[422].

Д.А. Волкогонов подметил важную черту Л.Д. Троцкого – «кокетничание с вечностью»[423], стремление «всячески зафиксировать, отразить, увековечить» свои «незаурядность, а во многом и талант»[424]. Троцкий в годы Гражданской войны всюду возил с собой стенографистов, фотографов и хроникеров с главной целью: «забронировать» себе видное, почетное, а может быть, и исключительное место в […] истории»[425]. Однако публицист несколько ошибся, полагая, что среди вождей Л.Д. Троцкий был такой один. Любовью к позерству и созданию собственного ореола с расчетом на долгую память отличался и В.И. Ленин. На их фоне Я.М. Свердлов и И.В. Сталин были скромнягами.

Сибарит Л.Д. Троцкий обожал, когда ему курили фимиам, в отличие от Я.М. Свердлова и И.В. Сталина, на которых задабривание не действовало. Я.М. Свердлов и И.В. Сталин всегда вели подчеркнуто спартанский образ жизни и были готовы проявлять принципиальность, независимо от угодничества нижестоящих[426]. Правда, Я.М. Свердлов, когда была такая возможность, старался решить вопрос с максимальным тактом, в то время как И.В. Сталин действовал с неизменными грубостью и неуважением в отношении всех, от кого не зависел сам. О В.И. Ленине свидетельства самые разные. По воспоминаниям Г.А. Соломона, чьи эмигрантские воспоминания о В.И. Ленине носят резко негативный характер, после прихода большевиков к власти карьеры делались «в ожидательной комнате у Ленина», который «очень это любил»[427]. Однако в данном случае верить этим воспоминаниям уж точно не стоит – во всяком случае, открытые славословия вождь явно не воспринимал, если вообще их слушал. Видный оппозиционер Е.А. Преображенский в день 50‐летия вождя прямо заявил: «Мы не знаем, с каким чувством прочитают настоящий номер (с речами в честь юбиляра и о нем. – С.В.) сотни тысяч наших читателей, но мы, знающие отвращение т. Ленина ко всяким торжествам и юбилеям, можем быть уверены в одном: самой скучающей фигурой при чтении этого номера – если он вообще будет прочитан – будет фигура нашего сегодняшнего юбиляра»[428].

О подчеркнутой скромности В.И. Ленина писал и хорошо знавший его и до Октября, и после П.И. Стучка:

«Отношение т. Ленина к личным чествованиям

(отрывок из воспоминаний)

Ленину за время своей правительственной карьеры очень часто приходилось подвергаться (какой глагол! – С.В.) личным чествованиям. Он принимал их с достоинством и терпеливо, я сказал бы вернее – подвергался покорно, ибо считал их необходимым в интересах престижа новой власти. Ведь он неоднократно давал строгие предписания (первоначально стояло более точное – «требования». – С.В.), чтобы представители Советской власти домогались в международных отношениях всех почестей, какие нам следуют «по чину» как великой державе. Но он этого требовал в интересах той власти рабочих и крестьян, за которую он отдал бы (первоначально стояло – «подвергался [репрессиям при царском режиме]». – С.В.) свою жизнь. Лично он был глубоко убежденным противником всяких (первоначально стояло более точное – «всех». – С.В.) личных чествований. Особенно по отношению к нему самому.

Я знал Ленина с этой стороны очень хорошо. Но, когда в 1918 г. 4(17) апреля исполнился год со дня провозглашения им своих знаменитых тезисов о «всей власти Советам», 4(17) апреля 1917 г., в первый день после его приезда из эмиграции, которые я считаю началом второго этапа революции, борьбы за октябрьскую победу, я решил все-таки на скорую руку устроить маленькое чествование Ильича. Мне досадно было, что в этот день газеты промолчали про эту годовщину, несмотря на то, что я послал в «Правду» (тогда, если не ошибаюсь, под редакцией т. Сокольникова [Мне потом объяснили, что моя заметка была якобы слишком краткой и осталась бы без пояснений непонятою широкой публикой. – Примеч. док.]) краткую заметку по этому поводу. Вечером было назначено регулярное заседание Совнаркома. Я, исходя из того, что Владимир Ильич знал меня слишком хорошо, чтобы заподозрить меня в намерении ему польстить, решился принять на