Предел - Сергей Лукьяненко

В руке у этого Горчакова был пистолет – какая-то старинная модель, длинным кожаным ремешком пристегнутая к кобуре. Рука была опущена, палец не лежал на спусковом крючке, но почему-то было понятно, что он недавно стрелял и готов стрелять еще. Горчаков с картины смотрел на командира Горчакова на станции Ракс – будто изучал его, размышлял, стоит ли из-за него воевать – или поднять руки и сдаться неведомому врагу.

– Краски особые, – пояснила Прима. – Я рисовала не кистью, я рисовала разумом. Извините. Я бы использовала классический метод, но у нас нет на него времени.

Да, изображение действительно было необычным. Валентин вспомнил, что в иной реальности большинство картин Примы выглядело именно так – вроде бы и нарисованные красками, но распадающиеся на крошечные цветные пиксели. Как это работало? Смешавшиеся краски сами распадались и соединялись, повинуясь не столько кисти, сколько мысли Первой-вовне?

– И где я? – спросил Валентин. – Когда, точнее?

– В вашем прошлом, – сказала Прима. – Город Севастополь. Вторая мировая война.

– А, – сказал Горчаков. – Я выжил?

Прима задумчиво посмотрела на холст.

– Нет. Там бы вы не выжили.

Горчаков кивнул. Он и сам видел, что тот, на картине, уже на грани между жизнью и смертью.

– Я хочу, чтобы вы знали, – сказала Прима. – Иногда нужно выжить, иногда – умереть. Вы любите скромничать, командир. Говорить, что вы не самый сильный, не самый умный, не самый мудрый. Это так, не скрою. Но в вас есть что-то другое, куда большее. Другие это чувствуют и идут за вами.

– И что это? – спросил Валентин.

– Вы умеете выбирать путь. Вы знаете, как надо поступать, – сказала Прима.

Она была выше Горчакова на голову – поэтому, чтобы поцеловать его, Приме пришлось нагнуться. Нечеловеческие глаза, губы, изгиб шеи, пропорции тела… Валентин прикрыл глаза, ощущая ее запах – чужой, но не чуждый.

– Никогда не целовался с чужими, – прошептал Горчаков.

– Я вообще никогда и ни с кем не целовалась, – сказала Прима и мягко отстранилась. – Идите, командир. Готовьте ваш корабль к старту.

Валентин посмотрел на портрет.

– Оставлю себе, – сказала Прима. – Когда вернетесь – нарисую вам другой.

Горчаков кивнул и пошел к открывшейся двери. В голове был полный сумбур.

Он переступил порог, когда Прима окликнула его:

– Командир…

Горчаков повернулся.

– Я не целую чужих, – сказала Ракс и дверь захлопнулась.

Валентин постоял, глядя на ровную непроницаемую поверхность. Потом осторожно постучал. Подцепил маленькую ручку на двери и подергал. Постучал еще.

Щель между дверью и стеной исчезла, заросла, словно ее и не было. Горчаков повернулся, посмотрел в освещенный ровным приятным светом коридор.

Может быть, он и умел выбирать путь.

Но сейчас у него не было никакого выбора.

* * *

Посадочный катер «Дружбы» был рассчитан на вертикальный взлет и посадку, хоть это никогда и не считалось лучшим вариантом. В идеале он должен был садиться «по-самолетному» в степях, пустынях или снежных полях. Хорошим вариантом была посадка на воду у берега озера или моря.

Но Криди не зря считался отличным пилотом. Он выдернул катер из сугроба и каменной осыпи, словно пробку из бутылки. Вознесшись на высоту в пару десятков глан на огненном столбе посадочных двигателей, катер несколько мгновений балансировал, а потом рванулся вперед и вверх. На высоте в тысячу глан Криди переключился на маршевый ядерный двигатель, способный работать как в вакууме, за счет запасов рабочего тела, так и в воздушно-прямоточном режиме.

В прямоточном, надо признать, двигатель фонил, сделать его абсолютно чистым конструкторы не смогли. Но и Криди, и Анге, не сговариваясь, решили этот факт даже не обсуждать.

Планета была и без того загажена радиацией, выхлоп двигателя был спичкой на фоне пожарища, а запас аргона, служащего рабочим телом, слишком уж мал. Хуже обстояло дело лишь с топливом для двигателей посадки и ориентации, при крушении они потеряли два бака из четырех.

Перед взлетом Ян показал им примитивную бумажную карту, Криди совместил ее с куда более подробной и точной электронной, которую скачал на компьютер катера перед бегством. Потом они посидели, рисуя картинки и энергично жестикулируя. Оказалось, что они уже более-менее наладились понимать друг друга.

Ситуация стала чуть понятнее.

Аборигены укрылись в предгорьях незадолго до начала войны. Видимо, понимали, к чему все идет. После разрушения ближайшего города они пытались переждать, но пережили нападение, разрушившее их дом. Запасов продовольствия было мало, и они отправили вперед детей, снабдив их большим запасом пищи, а сами отправились следом – видимо, без особой надежды дойти. На пути, после перевала, лежала суровая и безжизненная центральная часть континента, почему-то не поделенная между обеими воюющими державами – Криди несколько раз пытался выяснить, чья это земля и убедился, что она ничейная. Дальше, пройдя по краю степей, беглецы могли остановиться в точке, которую Криди, после некоторых колебаний, идентифицировал как военный объект. Потом, после еще одного перевала, беглецы могли выйти к северному побережью, видимо, тоже не слишком заселенному, хоть и разграниченному между двумя странами. Там, как с некоторой неуверенностью показал Ян, можно было жить – никаких крупных городов и иных целей там не имелось, так что бомбить было просто нечего.

План казался вполне разумным, если не брать во внимание реальные размеры обитаемого континента. Проходя ежедневно сорок-пятьдесят килоглан, что для бездорожья почти нереально, достичь северного побережья можно было не меньше, чем за пятьдесят дней. Впрочем, для аборигенов, чьи предки были копытными, этот марафон мог оказаться куда легче, чем для людей или кис.

Катер не мог двигаться со скоростью и высотой, достаточной для визуального обнаружения путников. Но холодная погода облегчала задачу – инфракрасные датчики должны были заметить любой живой объект. Криди откалибровал детектор на Яне и Адиан – температура их тел была чуть ниже, чем у людей, но все равно достаточно высокой для детекторов. Теперь он вел катер широкими галсами, будто корабль, двигающийся против ветра, чтобы охватить поиском как можно большую площадь.

Разумеется, была одна проблема, про которую они не говорили, хотя и прекрасно понимали.

Если путники мертвы, никакой тепловой детектор их уже не обнаружит.

С полчаса катер барражировал над предгорьями, все дальше и дальше углубляясь в степи. Один раз детектор обнаружил три тепловых сигнала, но слишком мелких. Потом засек целую стаю – десятка три особей, опять же не похожих на аборигенов по сигнатуре. Из любопытства Криди снизился и поймал в объектив камеры бегущих по степи существ.

Результат его сконфузил.