Книжный в сердце Парижа - Лоренца Джентиле

в котором говорила на неизвестном языке, будучи уверенной, что знаю его, – но он вдруг стал для меня загадкой.

Что-то мягкое касается моей голени, и только сейчас я замечаю, что за мной бежала Колетт. Она смотрит на меня обеспокоенно и трется о ноги.

– Я отведу тебя обратно, – говорю я, гладя ее по голове. Неожиданно к чувству отчаяния добавляется глубокая нежность. – Тебе надо вернуться домой. К хозяевам. Домой, – продолжаю я и сама уже не понимаю, к кому я сейчас обращаюсь. – Домой.

Я достаю из кармана телефон и не задумываясь звоню Бернардо. «Тетя Вивьен так и не объявилась!» – воскликнула бы я, если бы он взял трубку. Но он не отвечает.

Я звоню маме. «Что мне делать? – спросила бы я ее. – Я приехала сюда к тете». Но этот звонок тоже остается без ответа.

Мои родители думают, что я в Париже с Линдой и что мы вернемся самолетом завтра утром. Если я сяду на вечерний поезд, мой обман никогда не раскроется. Может, у них и есть подозрения на мой счет, но без доказательств они со временем рассеются. Я буду притворяться до конца своей жизни. Эти дни исчезнут из моей памяти, оставив за собой шлейф невероятности, как будто все это мне только привиделось. Возможно, тетя Вивьен большего и не заслуживает. Да и я тоже.

– Что случилось? – раздается голос позади меня. Это Юлия, она заметила, как я убежала, и догнала меня.

Только сейчас я понимаю, что плачу. Я пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить. В чем дело? Ни в чем. Тетя так и не явилась, и теперь мне действительно пора домой. Вот и все.

– Я взяла это для тебя. – Она протягивает мне книгу. Я провожу рукой по обложке и не могу сдержать улыбки – это «Дневник» Анаис Нин.

Она добавляет, что не может прочитать мне свой монолог, потому что квартира Джорджа до вечера занята. Но мы могли бы поработать над этим завтра, если я не уеду.

– Так ты уедешь?

– Наша жизнь состоит в том числе из обязанностей, – заявляю я. – Именно они являются ключом к счастью.

Кажется, Юлия в этом совсем не уверена, но ей нужно возвращаться в магазин. Мы с Колетт наблюдаем, как она переходит улицу.

Колетт виляет хвостом и решает следовать за ней. Я бегу за собакой и хватаю ее за ошейник. К счастью, машина, ехавшая навстречу, успевает вовремя затормозить. Если бы родители видели, как я рискую жизнью! Женщина за рулем что-то кричит мне вслед. Мне совсем не свойственно бросаться на проезжую часть, но сколько несвойственных мне поступков я уже совершила? Я поднимаю руку в знак извинения, указывая на собаку. Женщина в ярости трогается с места. И она права.

Мы переходим дорогу целыми и невредимыми. На мгновение я потеряла ориентацию в пространстве. Мне вспомнилась маленькая площадь в Корнаредо, совсем пустынная в будни, если не считать нескольких стариков на скамейке и флегматичных голубей на паперти. Я вспоминаю воскресные прогулки с мамой по городку, который не таит в себе ни опасностей, ни неожиданностей, где заранее было известно, что с нами произойдет, кого мы встретим и что скажем друг другу. Выходить из дома без всяких ожиданий было для меня в порядке вещей, но теперь мне это кажется странным.

Виктор подходит к нам и наклоняется к Колетт. Я поднимаю глаза и вижу желтую вывеску книжного магазина, к которому всего несколько дней назад приехала, исполненная надежд. За восемьсот пятьдесят километров от дома.

– Я вернулась, – говорю я, стараясь не встречаться с Виктором взглядом. – Мне нужно закончить смену.

Я не хочу, чтобы он заметил, что я плакала, не хочу, чтобы он знал, что и сегодня я не встречусь с тетей.

С грехом пополам я пытаюсь раскладывать книги, как вдруг мне перезванивает Бернардо. Я думаю о его нежно-голубом джемпере и о времени, которое проецируют на стену часы в его комнате.

– Ну что, она наконец объявилась? – весело спрашивает он. Слишком весело для меня в данный момент.

Я отвечаю, что всю вторую половину дня мы провели вместе.

– И как она?

– Она усыновила хорька.

– Значит, сегодня вечером ты выезжаешь?

Я верчу на пальце помолвочное кольцо.

– По идее, должна. Хотя она попросила меня ненадолго задержаться…

– Позвони мне, как сядешь в поезд. Утром я встречу тебя и отвезу на работу.

«Каждый друг являет нам целый мир, не существовавший до нашей встречи, – мир, который получает свое начало благодаря этой встрече».

Анаис Нин

Юлия поместила эту цитату на первую страницу. Она моложе и знает о жизни гораздо больше меня. Я восхищаюсь ею, но что она во мне нашла? Я неспособна выдавать грандиозные теории, не могу сообщить ничего интересного, и нет во мне ни мудрости, ни остроумия.

– Я оставлю тебе тетины простыни. Может, они тебе пригодятся.

Юлия кивает, с благодарностью их принимая.

Чтобы утром быть сразу готовой к работе, я убираю в чемодан цветочное платье, надеваю костюм и туфли на каблуках.

Приходит письмо от Вероники.

Собрание прошло хорошо. Идея понравилась. Мара большая молодец. Спрашивали про тебя, я сказала, что ты застряла в отпуске.

В отпуске? Я здесь вообще-то по семейным обстоятельствам! О чем неоднократно ей говорила.

Я разглядываю себя в зеркале ванной комнаты: последние несколько дней я провела без косметики и даже этого не заметила. Ни туши, ни румян. Юлия вообще не красится, Сильвия Уитмен и Майя тоже.

Я выгляжу иначе, чем обычно. Хоть макияж и придает мне более отдохнувший вид, но глаза теперь кажутся ярче. Новое лицо кажется мне правильным, таким, каким и должно было стать в процессе взросления. В каком-то смысле сейчас я больше узнаю себя. Если бы не было обучающих программ по макияжу и если бы использование косметики не было необходимо, я бы так и выглядела всегда: моложе, но в то же время взрослее. Я провожу рукой по щеке. Здравствуй, Олива.

21

Виктор снова провожает меня на вокзал. Мы идем туда пешком. Приходим на платформу заранее, но поезд уже стоит на перроне. Мы находим мой вагон – дверь открыта, и мне остается лишь войти.

– Может, мы еще встретимся, – говорит Виктор.

– Конечно.

Мы глядим прямо перед собой, наверное, чтобы не смотреть друг на друга.

– Ты всегда можешь пригласить меня на свадьбу, – смеется он.

Я смотрю на свое кольцо с бриллиантом размером с глаз молотоголовой акулы.

– Хорошо, что я взяла с собой аптечку.

Нащупав в сумке карту Парижа, я протягиваю ее Виктору:

– Может, она тебе пригодится.

– Спасибо, но мне нравится теряться.

По громкоговорителю объявляют отправление поезда.

– Заходи, я передам тебе чемодан, – говорит Виктор.

Я закрываю глаза и делаю привычные три вдоха. Я вспоминаю, как тетя Вивьен приезжала к нам в гости, ее шляпы и песни Леонарда Коэна, которые мы распевали, прыгая на диване, последний телефонный разговор с Бернардо, взгляд Колетт, ожидающего Мелани Джона, посвящение Виктора на книге Генри Миллера и Юлии на «Дневнике» Анаис Нин, простыни с запахом клубники, матрас на полу, как на сборах бойскаутов. Я думаю о «Жизни в розовом цвете».

Двери закрываются, но я еще могу нажать на кнопку.

– Вы будете заходить? – спрашивает проводник, готовый дать свисток.

Я смотрю на Виктора. Делаю шаг вперед, затем шаг назад.

– Спасибо, – отвечает он. – Мы поедем на следующем.

Мужчина раздраженно качает головой, затем дает свисток и садится в вагон. Двери со щелчком закрываются, и поезд на наших глазах уходит на юг. В сторону Милана.

Мы ничего не говорим друг другу, лишь молча смотрим на удаляющийся поезд, а потом в пустоту. У меня по коже бегут мурашки, на лице застыла улыбка, немного смахивающая на гримасу.

Мы прыгаем на ходу в вагон метро, наши лица раскраснелись от бега.

– Что будешь делать? – спрашивает Виктор.

Во мне столько неукротимой, великолепной энергии, что я даже не хочу об этом думать.

Музыку слышно уже на улице, дверь открыта. Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. В маленькой, битком набитой гостиной нам едва удается выкроить место, чтобы закрыть за собой дверь. Все гости в масках, двое парней