Красавица и чудовище - Оливия Дрейк

Возможно, она ошиблась, подумав, что речь шла о его кабинете.

Ее взгляд упал на закрытую дверь, наполовину скрытую в тени. Подойдя к двери, Белла распахнула ее и оказалась в комнате поменьше, заставленной рядами шкафов из темного дерева. Она подошла к ближайшему шкафу и, наугад открыв один из находившихся в нем ящиков, затаила дыхание.

Внутри лежал пожелтевший клочок бумаги с иероглифическими надписями на нем. Он казался таким хрупким, что Белла побоялась прикасаться к нему, опасаясь, что он рассыплется в прах.

Ликование бурлило в ней. Должно быть, это была та самая кладовая, о которой говорил Эйлуин. И все же количество ящиков поражало ее. Их было по меньшей мере несколько сотен, и располагались они в шкафах, доходящих почти до потолка. Судя по всему, ей придется провести систематический обыск.

Из открытой двери в кабинет донесся звон часов, пробивших половину часа. Десять тридцать. Она и так уже потратила достаточно времени.

Охваченная волнением, Белла присела на корточки перед одним из шкафов и открыла самый нижний ящик. Она поднималась наверх, обнаруживая, что в каждом ящике хранятся папирусы – иногда несколько документов в одном месте. Некоторые из них были такими старыми, что ей приходилось подносить свечи практически вплотную к ним, чтобы разглядеть выцветшие чернила.

Все они содержали исключительно пиктографические письмена. Но ни на одном не было хоть чего-то напоминающего карту.

Дойдя до следующего ряда, Белла была заинтригована, обнаружив за древним свитком кое-что современное. Это была маленькая пачка писем, перехваченная бечевкой. Верхнее было адресовано достопочтенному маркизу Рамсгейту.

Имя показалось Белле смутно знакомым, хотя она и не могла вспомнить этого человека. Зато ее внимание сразу привлек характерный грубый почерк, как будто рука автора не могла угнаться за его мыслями. Ахнув, она сразу его узнала.

Эти письма написал папа! Когда? И почему Майлз хранил их в ящике с египетскими папирусами?

И тут со стороны кабинета раздался щелчок открываемой двери. Кто-то вошел туда из коридора. Резко подняв голову, девушка застыла, оцепенев. В кабинете звучали тяжелые мужские шаги.

Белла лихорадочно соображала: «Эйлуин! Это наверняка он! Но ведь нет еще и одиннадцати. Он вернулся слишком рано».

Боже милостивый, он же заметит свет в кладовой! Даже если она задует свечи в канделябре, он наверняка уже увидел подсвечник со свечей из ее спальни. Она по глупости оставила ее гореть на письменном столе.

Она попала в ловушку. Спрятаться в кладовой было негде. Спастись от этой катастрофы можно было только с помощью нахальства.

Белла сунула пачку писем в карман, где уже лежал кинжал. Потом она тихо задвинула ящик и встала на ноги. Как раз вовремя.

Эйлуин шагнул в открытую дверь. Свет свечи отбрасывал резкие тени на его суровое лицо. На нем был темный приталенный сюртук, а развязанный галстук свободно болтался на шее. На нем не было обуви, как будто он сбросил ее, готовясь раздеться на ночь.

Несмотря на ужасные обстоятельства, при виде него Белла затрепетала.

Прислонившись одним плечом к дверном косяку, он скрестил на груди руки. Опасная улыбка изогнула уголок его рта.

– Ну и дела! Кажется, я поймал злоумышленника.

Белла вздернула подбородок. Он и не догадывался о том, как быстро забилось ее сердце.

– Моя горничная сказала, что вы уходите на весь вечер. Это показалось мне отличной возможностью взглянуть на папирусы, не беспокоя вас.

– Несмотря на то, что я запретил вам это делать, – заметил Эйлуин.

– Молю простить меня, ваша светлость, потому что я всего лишь хотела расширить свои познания в египетской истории. – Стараясь выглядеть убедительной, Белла шагнула к нему. Но была вынуждена остановиться, потому что он не двинулся с места. – Я очень хочу научиться читать иероглифическое письмо. Нет ли у вас словаря, который я могла бы позаимствовать?

В его смехе прозвучали саркастические нотки.

– Это гораздо более трудная и запутанная процедура, чем поиск смыла пиктограммы.

– Но тогда, возможно, вы могли бы дать мне несколько уроков? Я невольно заметила несколько документов на вашем столе. Полагаю, вы – настоящий эксперт в этом деле.

Он остановил ее «герцогским» взглядом.

– А я полагаю, что вы – маленькая шпионка, мисс Джонс, – проговорил Эйлуин.

Она встретила его взгляд не дрогнув.

– Иероглифы просто завораживают меня, вот и все. Если я могу читать и писать на санскрите и фарси, то почему бы мне не освоить древнеегипетский язык?

– Это весьма впечатляет, – заметил герцог, приподнимая одну бровь. – Должен сказать, я никогда не встречал столь образованной женщины.

– Мой отец всегда подбивал меня учить языки тех мест, по которым мы путешествовали. Он считал, что женщинам лингвистика дается лучше, чем мужчинам. Но если вы слишком заняты, чтобы помогать мне, я все правильно пойму. Я просто уйду прямо сейчас, и вы сможете заняться работой.

Взяв канделябр, она пошла прямо на Эйлуина, надеясь, что из вежливости он все-таки пропустит ее. Конечно же, он этого не сделал. Белла остановилась прямо перед ним – так близко, что смогла разглядеть едва заметную тень щетины на его подбородке. Его темные волосы были слегка взъерошены, словно он только что поднялся с постели.

Так оно и было.

Внутри у нее все перевернулось, когда она вспомнила, что Эйлуин ходил в бордель. Он провел вечер с любовницей. Почему этот грязный пес не стал развратничать всю ночь? Почему он вернулся так рано?

Герцог смотрел на нее тем же пристальным взглядом, что и накануне. Как будто он хотел заключить ее в свои объятия и овладеть ею.

«Если вы посмеете хотя бы одним своим красивым пальчиком ступить в мои личные покои, я сочту, что вы пришли, чтобы разделить со мной постель».

От внутренней дрожи у Беллы перехватило дыхание. Они были тут совсем одни. Никто не услышит, если она закричит. Он мог прижать ее к своей мускулистой груди, целовать до беспамятства, а потом отнести в свою спальню и изнасиловать. К своему стыду, в глубине души Белла не была уверена, что хотела бы остановить его.

– Молю вас, дайте мне пройти, ваша светлость, – произнесла она самым холодным тоном.

Эйлуин продолжал молча на нее смотреть. Лишь тихое тиканье створчатых часов нарушало тишину. Потом, к ее большому облегчению, он чуть отодвинулся в сторону, чтобы она смогла протиснуться мимо него в кабинет. На дрожащих ногах Белла подошла прямо к столу и поставила на него тяжелый канделябр. Ее пальцы онемели от того, как крепко она его сжимала.

Надеясь удалиться сразу после того, как она холодно пожелает Эйлуину спокойной ночи, Белла повернулась, готовая сбежать, как только попрощается с ним. Но он заговорил первым.