Убивая Еву: это случится не завтра - Люк Дженнингс

– Без оплаты?

– Natürlich. Зачем ей платить, если она не работает?

– В самом деле.

– Понимаешь, Виолетта, фишка в том, что гостям Макса Линдера нравится обслуга с традиционными взглядами. Девочки, с которыми можно иметь дело. Некоторые мужчины ведут себя довольно игриво. – Она с самодовольной улыбкой опускает взгляд на свою грудь. – Но тебя, пожалуй, оставят в покое.

– А кто эти трое? С виду моложе, чем большинство здешней публики.

– Это музыканты, группа Panzerdämmerung. Они играли в прошлом году. Стремная музыка, супермрачняк, грохот, не совсем мое. Но эти два брата, Клаус и Петер Лоренцы, – total geil[35].

– А женщина?

– Их певица Петра Фосс. Кажется… – Иоганна понижает голос до шепота, – она лесбиянка.

– Да ты что!

Объявляют посадку, и через стеклянные двери гости выходят на взлетную площадку, где ожидает вертолет «аэробус». Вилланель с Иоганной идут последними и потому в салоне вынуждены пробираться мимо остальных пассажиров к своим местам в хвосте.

– Я могу помнить тебя с прошлого года? – спрашивает Ричард Баггот Иоганну, когда та проходит мимо, и, увидев ее кивок и улыбку, протягивает руку и шлепает ее по заднице. – Похоже, мне понадобится обслуживание номера. – Он поворачивается к Вилланель. – Извини, дорогуша, я люблю, когда на косточке побольше мяска, если понимаешь, о чем я.

Тодд Стэнтон ухмыляется, Сайлас Орр-Хадоу глядит с отвращением, а остальные не обращают на Баггота внимания. Уже пристегнувшись, Вилланель тешит себя мимолетной фантазией, как она наклоняется вперед и душит этого англичанина его гольф-клубным галстуком. Ничего, мой день еще наступит, обещает она себе и кидает взгляд на Иоганну, чье розовое лицо теперь украшает самодовольная ухмылка с ямочками.

Вертолет, рыча и дрожа, отрывается от земли. За плексигласовым иллюминатором – голубовато-серое небо. Вскоре снеговая граница остается внизу, но они продолжают набирать высоту. Вилланель разглядывает склон Тойфельскампа, отвесные скалы, бело-синие ледяные поля; ее царапает предвкушением. Для присутствующих она просто прислуга, недостойная внимания и даже, наверное, нетрахабельная. Но сама Вилланель чувствует, как внутри нее свивается и вновь раскручивается демон ярости. Кончиком языка она касается шрама на верхней губе и ощущает, как пульсация шрама эхом отдается в груди, в желудке, в паху.

Вертолет поднимается еще выше, огибает вертикальный склон. И тут словно хрусталь, вставленный в черную горную породу, появляется отель, а перед ним горизонтальный выступ, отмеченный огнями, – посадочная площадка. Пассажиры аплодируют, ахают и тянут головы к иллюминаторам.

– Ну как тебе? – спрашивает Иоганна. – Потрясающе, правда?

– Да.

Они приземляются; сквозь открывшуюся дверь в салон врывается морозный воздух. Вилланель следом за Иоганной вылезает наружу в метель, и, прихватив свой компактный чемоданчик, шагает вместе со всеми в отель.

Вестибюль великолепен: за его стеклянными стенами – вид на темнеющий горный массив, от которого захватывает дух. В сотне футов внизу проплывают облака, гонимые быстрым ветром. Сверху – силуэты вершин и сияние звезд.

– Иоганна, пойдем. Ты, наверное, Виолетта. Живо, обе.

Голос принадлежит строго одетой женщине за сорок. Не представившись, она быстро ведет их через боковую дверь и служебный коридор в сектор для персонала в задней части отеля. Сперва она разбирается с Вилланель, резким толчком распахивая дверь в комнатушку с низким потолком и одноместными койками. На одной из них спит бледная молодая женщина в спортивном костюме и вязаной шапочке.

– Мария, вставай!

Женщина жмурится и нервно вскакивает на ноги, стягивая шапочку с головы.

– Виолетта, будешь жить здесь с Марией. Вы обе сегодня обслуживаете ужин; Мария посвятит тебя в правила внутреннего распорядка и скажет, где взять форму. Еще она объяснит завтрашние обязанности по обслуживанию номеров. Мария, поняла?

– Да, Биргит.

– Виолетта?

– Да.

– Да, Биргит. – Она пристально разглядывает Вилланель. – С тобой же у нас не будет неприятностей, да? Клянусь, только попробуй у меня что-нибудь выкинуть – только попробуй, – и ты пожалеешь. Правда, Мария?

– Да, Биргит, – отвечает Мария. – Пожалеет.

– Хорошо. Жду обеих через час. – Она поворачивается было уходить, но передумывает. – Виолетта, покажи ногти.

Вилланель протягивает ей руки. Биргит хмуро их изучает.

– Зубы.

Вилланель подчиняется.

– Откуда у тебя шрам?

– Укусила собака. Биргит.

Биргит сверлит Вилланель подозрительным взглядом. Потом наклоняется к ней, морщит нос.

– И твои волосы. От них воняет.

– Да, Биргит.

Вилланель и Мария наблюдают, как управляющая выходит из комнаты, следом за ней – Иоганна все с той же ухмылкой на лице.

– Добро пожаловать в дурдом. – Мария устало улыбается.

– Она всегда такая?

– Иногда хуже. Я не шучу.

– Вот блин!

– Tak. И теперь тебе отсюда никуда не деться. Вот твоя койка. Два нижних ящика – твои.

Мария – полька. Она рассказывает Вилланель, что в «Фельснаделе» работают мужчины и женщины из десятка стран и что, хотя разговорный немецкий обязателен, между собой все обычно общаются по-английски.

– Осторожнее с Иоганной. Она притворяется дружелюбной и что она якобы на твоей стороне, но что бы ты ей ни сказала, все будет передано Биргит. Она стукачка.

– Ясно, буду иметь в виду. И что тут с внутренним распорядком?

Мария скучным голосом перечисляет по-фетишистски педантичные правила.

– Волосы всегда должны быть заплетены в косу и заколоты обычными железными шпильками, – говорит она в заключение. – Никакой косметики, ни капли. Макс Линдер терпеть не может женщин с макияжем, так что никакого тонального крема, никакой губной помады, ничего. И никакого парфюма. Единственное, чем можно пахнуть, это дезинфицирующее мыло, им надо пользоваться регулярно. Биргит контролирует.

– Она работает на отель?

– Господи, нет. Она работает на Линдера. Ее задача – обеспечить, чтобы все прошло так, как ему нравится. В сущности, она такая же сраная нацистка.

– Что будет, если нарушишь правила?

– На первый раз – срежут зарплату. А дальше – не знаю, и не хочется знать. Говорят, она однажды выпорола девушку за тушь на ресницах.

– Ух ты! Как сексуально.

Мария изумленно смотрит на нее.