Убийцы и те, кого так называют - Мэри Соммер

прикрыл глаза и с усилием сделал глубокий вдох. При этом он теперь всегда невольно представлял ладони Самиры на груди. После предыдущего приступа астмы эта безобидная помощь воображения как-то помогала ему справляться с затруднённым дыханием.

Грэйс встрепенулась.

– А знаешь, как я выяснила, кто он такой? – спросила она почти весело.

– Как?

Выскочив из-под пледа, Грэйс подошла к шкафу и достала с верхней полки что-то круглое.

– Вот, – она протянула Тони плеер для компакт-дисков, обмотанный наушниками.

– Это старая модель, – заявил он авторитетно.

Грэйс состроила рожу.

– Извини, во времена молодости моего отца такой плеер был очень даже прогрессивным и крутым.

– Это его? Мистера Маршалла? – удивился Тони. Он с трепетом вертел в руках вещь не только из другого мира, но и из другого времени.

– Да, он оставил его Квину в подарок.

– И плеер работал здесь?

– Иногда, пока батарейки не сели.

Тони попытался открыть заднюю крышку, но она намертво держалась на слое ржавчины.

– Представляю, что Квин подумал, когда я пыталась продемонстрировать ему мою музыку. – На две коротких секунды бледные щёки Грэйс окрасились румянцем. – Он сказал потом, что мои наушники более магические, потому что в них музыка передаётся не по верёвочке, а по воздуху. А ты представь мои чувства, Тони, когда король страны сидел рядом на траве и пытался напеть что-то про жёлтую подводную лодку!

От удивления Тони открыл рот.

– Тарквин пел? – не поверил он.

– Очень плохо, – успокоила Грэйс.

Они вместе рассмеялись. Получилось как-то неправдоподобно, и чужеродный звук быстро оборвался. Придвинувшись как можно ближе, Тони снова обнял Грэйс за плечи. Его всё чаще сковывал страх, что теперь они остались только вдвоём, и организм нуждался в постоянном подтверждении: Грэйс здесь, рядом.

– Тони, почему мы уехали из Элмура до наступления праздника? – тихо спросила Грэйс, положив голову ему на плечо. От короткой вспышки веселья, которую вызвали приятные воспоминания, не осталось и следа.

Это был один из терзающих сердце вопросов, на который Тони мог сходу выдать вполне рациональное «потому что». Только он всё больше убеждался, что самые благоразумные доводы зачастую оказываются ошибочными. Как же тогда принимать важные решения? Пора искать какой-нибудь другой алгоритм.

– Саймак посоветовал, – напомнил Тони. – Он сказал, что тебе лучше не показываться никому на глаза, пока страсти не улягутся.

Как бы всё сложилось, если бы они остались? По теории нежаления о содеянном последствия могли оказаться куда ужаснее, но Тони трудно было это представить.

– Саймак посоветовал, – повторила Грэйс задумчиво и уточнила: – Саймак, который теперь король.

– Потому что его очередь, – высказал Тони совершенно лишнее уточнение.

– И его люди разыскивают нас сейчас за возможное соучастие.

Наверняка и для этого существовало объяснение, но Тони не пожелал им делиться. Хорошо ещё, что Грэйс ни разу не спросила, почему он с такой готовностью вызвался составить ей компанию.

– Жаль, что ты не победил в состязании.

Она будто уловила тусклый отголосок его оглушительного хора из мыслей.

– Жаль, – согласился Тони.

– Всё равно невероятно, как быстро и хорошо ты научился управляться с луком.

На самом деле невероятным было то, как ей хватало мужества затрагивать тему выстрелов и попаданий в цель.

– Не так уж я и преуспел, – признался Тони.

– Нет?

Грэйс удивлённо посмотрела на него, и Тони смутился.

– Я научился, конечно, – уточнил он, – но ни на одной тренировке я не показал такой хороший результат. Я всё равно оставался новичком, пусть очень усердным и талантливым, конечно.

Тони уставился на Грэйс в ожидании хотя бы лёгкой улыбки, но на этот раз её не последовало.

– Во время турнира я прицеливался. Когда разжимал пальцы – чертил в уме траекторию полёта стрелы. Это физика, простые вычисления, в которых не бывает ошибок. Я мог предсказать свой результат и справедливо не ожидал ничего выдающегося. – Тони шептал, стыдясь признания. – Но стрелы каждый раз летели немного ровнее, правильнее.

– Как будто кто-то направлял их? – тоже шёпотом спросила Грэйс.

Тони энергично кивнул.

– Только ведь это обман, – пробормотал он виновато.

– Нет, если помощь была неосознанной.

На Тони словно вылили ведро воды. Не то чтобы холодной и неприятной, но всё равно как-то неожиданно.

– Сомневаюсь, – заупрямился он.

Теперь Грэйс улыбнулась.

– Спасибо, что разговариваешь со мной вот так, Тони. – Она положила голову ему на плечо. – Что не пытаешься тоже убедить меня.

– Мм, – ответил Тони красноречиво.

– Если я хотя бы на секунду поверю в то, что говорит Горк, то вряд ли смогу это пережить.

Когда позже Тони укладывался спать на своей половине кровати, он понимал, что это их последняя ночь в лесном домике. Он надеялся только, что Грэйс не сбежит ещё до рассвета и дождётся его.

Засыпая, Тони думал о Джеке. Сочинял очередную сложную теорию, которая оправдает его поступки. Как правило, все аргументы выстраивались на основном постулате: Джек бы никогда.

Джек бы никогда не смог хладнокровно убить человека.

Джек бы никогда не отважился причинить Грэйс такую боль.

Джек бы никогда не поцеловал девушку, в которую влюблён его лучший друг.

Перевернувшись на живот, Тони вжался лицом в подушку. Почему он разговаривал с Грэйс о всякой ерунде? Потому что перенял её тактику и защищался от нервного срыва своей собственной верой. Точнее, неверием. Раскладывая по полочкам суждения и догадки, Тони отправлял опасные мысли в дальние углы, а впереди заставлял их старыми коробками и горшками из-под цветов.

Тони не мог не думать и о Самире. Воспоминания о ней, самые разные, он не способен был запрятать. Они лампочками вспыхивали в голове, и стоило Тони выключить одну слишком яркую, как загоралась другая, ещё более ослепляющая. Этого воображаемого освещения хватало для плохой выработки мелатонина и бессонницы.

Ещё Тони размышлял о законе вселенской справедливости. Если таковой существовал (а верить в это хотелось невыносимо), то история Грэйс и Тарквина не может вот так закончиться.

7

Два свечных огарка

Всё тело ныло, трудно было пошевелить даже пальцем. У Джека в жизни случались ситуации, которые сильно истощали его, но он не мог припомнить подобного изнурительного марафона.

– Я больше не могу, – простонал Джек.

Он подставил покрывшееся испариной лицо под прохладный ночной воздух, который проникал в комнату сквозь открытое окно.

– Уверен? – послышался из-под одеяла голос с отчётливыми нотками вызова.

Джек не удержался от смешка.

– Ну-у, – протянул он, почувствовав прикосновение горячих губ к животу, – если ты настаиваешь…

Это была самая душная и маленькая комнатушка в самом захудалом постоялом дворе Орсфола, не имеющего названия. Гостям со скромными денежными средствами здесь на сутки выдавались комплект постельного белья не первой свежести и два свечных огарка.

– Думаю,