Алая Вуаль - Шелби Махёрин

что они похожи на оловянных солдатиков, стоящих там, и вдруг я вижу вовсе не их пустые лица.

Я вижу свое.

Когда-то Моргана сделала мое тело таким же бессильным. Своей магией она заставила нас с Бо вызвать друг друга на дуэль, заставила причинить друг другу боль, чтобы передать послание своей дочери. Даже когда мой меч вонзился в его грудь, я ничего не могла сделать, чтобы остановить его, и в тот миг я поняла — я знала, что никогда больше не увижу такого зла. Я знала, что никогда не встречу равных ей.

Когда один из солдат неуверенно покачнулся, заскользив ногами по перилам, я с новой силой рванулся к Михалю.

— Остановите это. Остановите это немедленно.

— Ты не в том положении, чтобы выдвигать требования, питомец. Если ты попытаешься доплыть до Цезарина, мои люди последуют за тобой, и они также трагически замерзнут насмерть. — Его глаза становятся какими-то чужими и пугающими, какими-то дикими, когда он берет прядь моих волос и перебирает ее между большим и указательным пальцами. — Конечно, анемия сократит срок их жизни до менее чем семи минут. Возможно, до четырех, если повезет. Вы будете вынуждены наблюдать, как они все утонут. — Пауза. — Ты понимаешь?

Анемия? Я отступаю от перил, словно у них выросли рога, пытаясь разобрать слово. Когда мне это не удается, ярость в моей груди разгорается с нерациональной силой.

— Отпустите их, — огрызаюсь я. — Я ничего не отвечу, пока они не окажутся в безопасности на палубе.

— На палубе нет безопасного места. — Хотя он произносит эти слова с тихой угрозой, матросы каким-то образом понимают его намерение; так же быстро и бесшумно, как они взобрались на поручни, они спрыгивают с них, чтобы продолжить свой жуткий танец. Теперь они уже не оловянные солдатики, а марионетки. Михаль наклоняет голову. — Мы пришли к соглашению?

— Как вы их контролируете? — спрашиваю я. — Мужчин?

— Как у тебя нет шрамов?

— Госпожа Ведьм наложила на меня заклинание, чтобы замаскировать. — Ложь срывается с моих губ с неожиданным наслаждением. Я как можно незаметнее отклоняюсь влево, устремляя взгляд на мужчину с колом в форме лебедя. — Мы знали, что вы планируете похитить меня…

— Petite menteuse. — Глаза Михаля еще больше темнеют от этой лжи. Маленькая лгунья.

Несмотря на тревожные доказательства обратного, я не могу удержаться от того, чтобы не сжать кулаки.

— Я не лгунья.

— Нет? — Он следит за моими шагами, как хищник, выслеживающий добычу. Терпеливый. Смертоносный. Он думает, что я в ловушке, и, возможно, так оно и есть. — Когда вы родились, Козетта Монвуазен?

— Тридцать первого октября.

— Где ты родилась?

— В L'Eau Melancolique15. Точнее, в Le Palais de Cristal16 в Le Présage17. — Презрение — нет, гордость — капает из каждого слова, из каждой мелочи. Вечные звезды в твоих глазах, всегда говорила мне Пиппа, и слава Богу за это. Слава Богу, что я собираю истории, как мелюзга собирает сокровища; слава Богу, что я слушаю, когда люди говорят.

У Михаля сжимается челюсть.

— Как зовут твоих родителей?

— Моя мать была легендарной ведьмой Анжеликой. Она погибла в битве при Цезарине вместе с моей тетей, Ля-Вуазен, которая меня вырастила. Я не знаю своего отца. Моя мать никогда не произносила его имени.

— Какая жалость, — тихо повторяет он, но в его голосе нет ни капли извинения. — Как ты познакомилась с Луизой ле Блан?

Я поднимаю подбородок.

— Она бросила мне в лицо пирог с грязью.

— А с Бабеттой Труссэ?

— Мы вместе росли в La Fôret des Yeux18.

— Ты любила ее?

— Да.

— А кого ты любишь сейчас?

— Его Величество и король Бельтерры, Борегара Лиона.

— И как он сделал тебе предложение?

— Он удивил меня после посвящения в Шассеры… — В черных глазах Михаля вспыхивает триумф, а его холодная улыбка возвращается. Слишком поздно я осознаю свою ошибку, пропуская шаг и едва не падая на колени увлеченного моряка. Его деревянный кол задевает мое бедро. Он делает движение, словно хочет вырезать его. Стиснув зубы, я выхватываю гладкую деревяшку и прячу ее в складках плаща Коко. Если Михаль и замечает это, то не говорит.

Вместо этого он поднимает между нами знакомое золотое кольцо. Бриллиант сверкает в лунном свете.

— Я и не знал, что у Козетты Монвуазен был суженый, — говорит он голосом, таким же холодным, как вода внизу. — Как интригующе.

Свободная рука тянется к карману, и желчь подступает к горлу, когда я обнаруживаю, что он пуст. Мое обручальное кольцо и крестик Бабетты — они оба пропали, их украл этот мужчина, который вовсе не человек, а чудовище. Его черные глаза смотрят на меня не совсем по-человечески, а тело стало слишком неподвижным. Мое собственное тело отвечает ему тем же. Я едва осмеливаюсь дышать.

— Я и не подозревал, что она Шассер, — тихо говорит он. — Насколько мне известно, только одна женщина занимает эту должность, и она не Алая Принцесса.

В наступившей тишине он снова вдыхает мой запах. Он наклоняет голову.

И я бросаю осторожность на ветер.

Размахивая деревянным колом между нами, я размахиваю им, как ребенок игрушечным мечом. Между пальцами лебединые глаза насмехаются надо мной. Ты не можешь надеяться одолеть этого мужчину, говорят они — или, возможно, это вовсе не их голос. Возможно, это мой. Ты не можешь надеяться убежать от него.

— Держитесь от меня подальше. — Задыхаясь, я поднимаю свой кол выше, яростное давление нарастает в моих глазах. Я могу это сделать. Я обезвредила Моргану ле Блан. — Я-Я ничего для вас не значу. Если вы не убьете меня, просто… отпустите меня. Я ничего не значу, так что отпусти меня.

Охваченный отвращением, Михаль больше не пытается двигаться со сверхъестественной скоростью. Нет. Он медленно сокращает расстояние между нами, его холодный кулак обхватывает мой и со смехотворной легкостью перехватывает кол. Без единого слова он бросает его в море. Мое сердце тонет вместе с ним.

Я тону вместе с ним.

— Не убегай больше, — предупреждает он, его голос становится все мягче, но при этом смертоноснее, — или я буду преследовать тебя. — Он наклоняется ближе. — Ты же не хочешь, чтобы я за тобой гнался, питомец.

К моей чести, мой голос не дрожит.

— Ты не причинишь мне вреда.

— Такая уверенность.

Слова звучат в моих ушах как обещание.

Когда он выпрямляется и щелкает пальцами, матрос за моей спиной резко встает. Без кола его руки перестали дергаться, и магия, которую наложил Михаль, снова полностью овладела им. Он смотрит прямо перед собой, ничего не видя.

— Верни ее в