У каждого своя война - Эдуард Яковлевич Володарский

учебничках понаписано, есть самая чудовищная ложь... Такую вот правдочку не желаете ли? Или правдищу, как вам будет угодно…

Сергей Андреевич молчал, оглушенный, в висках больно стучала прихлынувшая кровь.

- Вы отвечаете за свои слова, Феликс Иваныч? Подполковник медицинской службы расхохотался, потом ответил серьезно, глядя ему в глаза:

- Отвечать я буду, душа моя, следователю НКВД, если вы настучите на меня... если сядете и напишете, так, мол, и так, считаю своим долгом... Вы ведь член партии, если не ошибаюсь?

- Да…

- Ну вот, вам сам бог велел, — Феликс Иванович язвительно улыбнулся. — Впрочем, вы не напишете.

Потому я вам и рассказал…

- Почему так думаете?

- Слава богу, голова у меня на плечах еще есть — в людях еще не разучился разбираться... И ваше счастье, Сережа, что вы многого... вы ничего не знаете о нашей распрекрасной жизни.

- Почему же счастье?

- Потому что когда узнаете, то... с вашими принципами... с вашей порядочностью... останется только одно — пулю в лоб пустить. — Феликс Иванович снова налил в кружки спирта, разбавил водой из чайника, выпил, не чокнувшись с Сергеем Андреевичем, стал жадно есть тушенку; сопя и причмокивая. Потом вытер носовым платком жирные губы, шумно вздохнул, спросил весело: — Ну что, нагнал я вам чертей в душу?

- Нагнали... — мрачно ответил Сергей Андреевич, вертя в пальцах кружку.

- А вы наплюйте и забудьте! Мало ли чего с пьяных глаз говорят!

- Вы, значит, это все с пьяных глаз наговорили?

- С каких же еще, душа моя? С трезвых глаз я молчу в тряпочку. Не скажу, чтоб это было приятным занятием, но... привык, что ли... Да и страшно, признаюсь… очень бывает страшно, Сережа... За себя, конечно, но и не только... — Феликс Иванович замолчал, разминая папиросу.

- За что же еще? — поторопил его Сергей Андреевич.

- За что? За народ... за страну... то бишь Россию-матушку... А вам не страшно, Сережа?

- Нет.

- И это тоже правда! Вы, большевики, ничего не боитесь! Вам — море по колено! — засмеялся Феликс Иванович и проговорил с грузинским акцентом: — Нэт таких крэпостей, каких не смагли бы взять мы, балшевики!

- Вы рассуждаете сейчас, Феликс Иванович, как… враг.

- Добавьте — народа. Рассуждаю как враг народа.

Что ж, это, наверное, тоже правда. Боже мой праведный, как же много на свете всяких правд, правденок и правдищ! — зажмурившись, Феликс Иванович покрутил головой. — У каждого двуногого индивидуума своя правда!

- Я одному только удивляюсь, Феликс Иванович... — начал было Сергей Андреевич, но подполковник перебил его весело:

- Удивляетесь, что меня до сих пор не посадили? Не удивляйтесь, душа моя, это может случиться в любой момент…

- Нет, Феликс Иванович, удивляюсь другому — как вы воюете с такими мыслями?

- А кто вам сказал, что я воюю, Сережа? Я спасаю от смерти людей. Вытаскиваю из окровавленных тел пули, осколки, зашиваю кишки, легкие, сращиваю перебитые кости, а если не получается, то отрезаю их. Тут вы ошиблись, я не воюю. А то, что на мне военная форма, так это — повальное стремление к мундиризации всей страны... Оно на Руси давно было, еще при царях…

- Мне тяжело разговаривать с вами, Феликс Иванович... Я очень уважаю вас, как... врача... как хорошего, порядочного человека, но... — Сергей Андреевич с трудом подбирал слова, — но ведь с такими мыслями… страшно жить, Феликс Иванович. Вы ведь тоже член партии?

- Ну разумеется, голубчик, — усмехнулся Феликс Иванович. — Иначе как я смог бы стать начальником госпиталя?

- Вы думаете, что при советской власти талант ничего не значит? — уже враждебно спросил Сергей Андреевич.

- Упаси бог! — воскликнул Феликс Иванович. — Разве я похож на сумасшедшего? Да и вы, кажется, в своем уме, а смогли такое про меня подумать! Талант при советской власти очень любят! Оч-чень... Без памяти любят! До смерти! — Подполковник медицинской службы Феликс Иванович Копылов откровенно издевательски смотрел на Сергея Андреевича, на этого сопляка, успевшего окончить только три курса медицинского института.

- Вы смеетесь надо мной? — Испарина выступила на лбу у Сергея Андреевича. — За что?

Ответить Феликс Иванович не успел. За дверью послышались возбужденные голоса — несколько человек спускались в землянку. Дверь открылась, и ввалились двое врачей — Игорь Старков и Геннадий Шулепов, оба старшие лейтенанты, с ними — медсестра Тонечка, белокурое, курносое, обаятельное создание двадцати двух лет от роду.

- Я же сказал, он тут! — возопил Игорь Старков. — И не спят, а водку пьют!

- Прошу прощения, спирт, — сухо и совсем трезвым голосом поправил его Феликс Иванович. — Однако так бесцеремонно заваливаться, товарищи…

- Извините! — вытянулся Старков и отдал честь. — Разрешите войти, товарищ подполковник? Ну-ну, попробуйте... По какому такому торжественному случаю у вас в руках фляжки с известным медицинским препаратом?

Как, вы не знаете? — с явным разочарованием спросила Тонечка.

- Будьте любезны, сообщите, что мы с Сергеем Андреичем должны непременно знать? — вежливо осведомился Феликс Иванович.

Феликс Иванович, сегодня у Геннадия день рождения!

Виновник торжества старший лейтенант Геннадий Шулепов стоял, застенчиво потупив глаза. В левой руке у него был увесистый вещевой мешок.

- Поздравляю, Геннадий, не знал. От всего сердца и всей души! — Феликс Иванович вновь превратился в радушного, насмешливого и пьяненького человека.

Со смехом и шутками стали выгружать на шаткий стол консервы, хлеб, картошку — крупные чистые клубни.

- Я мигом почищу, и сварим! — обещала Тонечка. — Картошка с селедкой — объедение.

- Я почищу, я! — самоотверженно вызвался Сергей Андреевич. — Я это замечательно делаю и очень люблю!

Новорожденного усадили во главе стола, раздобыли где-то большую тарелку-блюдо, на нее свалили все вместе: тушенку, куски селедки, ломти хлеба, очищенный репчатый лук. Картошку варили в котелке на керосинке. Было весело, хохотали над любой самой нелепой, глупой шуткой, и все пытались ухаживать за Тонечкой.

Наконец уселись за столом.

- Какое роскошество! — всплеснула руками Тонечка, глаза ее восхищенно горели.

- Стол, достойный китайского императора!

Разлили спирт, и все, выпендриваясь перед Тонечкой, небрежно заявили, что разбавлять водой не будут, что они вообще никогда не разбавляют, что это делают хлипкие интеллигенты, а они — сыны трудового народа... и так далее и тому подобное.

- Можете считать меня