Архив Шевалье - Максим Теплый

– Вздор?! – эхом отозвался Каленин и осторожно потрогал набухающую гематому, которая уже полностью закрыла глаз и теперь взялась за щеку, наливая ее синевой и перекашивая лицо. При этом Беркас успел мимоходом глянуть в зеркало и заметил, что редкие веснушки выросли в размерах и стали напоминать пигментные пятна. Это почему-то его особенно разозлило. – То есть вы заранее предполагали, что сюда могут явиться охотники за портфелем? – с вызовом спросил он. – Вы хотите сказать, что они и сейчас могут сюда ворваться?

Немка смущенно пожала плечами:

– Я этого не исключаю!.. Хотя то, что они явились в дом именно сегодня, конечно же, совпадение. Они же не знают, что я добыла бумаги Германа… – Она решительно сжала сморщенные кулаки и торжествующе воскликнула: – Портфель-то у нас! Ура!

– Значит, вы разгадали шифр и играли со мной в «кошки-мышки», когда всего пару часов назад отдавали мне этот рисунок? – потрясенно спросил Каленин.

– Да там все элементарно! – небрежно бросила Шевалье. – Большой палец и мизинец указывают на серьги с бриллиантами, подаренные мне Германом на свадьбу. Понятно также, что количество каратов в этих камнях знаем только мы двое. Кстати сказать, мы давно выменяли эти серьги, еще во время войны… Так вот там в каждой серьге по карату. Вот вам и решение задачи: вокзальный ящик номер двенадцать, код – десять одиннадцать! Задача решена! Спасибо вашему поэту… этому… Живаго…

– Пастернаку.

– Да-да! И ему тоже! Вот! – Старушка сделала несколько изящных па, исполняя что-то вроде полонеза. – Я получила то, что оставил мне Герман.

– Да что это в конце концов! Что в портфеле?

– Там рисунки Германа…

– Что-о-о? – возмущенно протянул Каленин. – Рисунки?! И за них меня чуть не убили?! Вы в своем уме, фрау Шевалье?

– Ну да! Хотите взглянуть? – Фрау Шевалье открыла видавший виды потертый коричневый портфель, хотела что-то достать из него, но портфель выскользнул из ее рук и по полу ворохом рассыпались карандашные портреты, в основном молодых мужчин. Были здесь и женские лица – всех рисунков штук сорок.

Каленин с удивлением, в один глаз разглядывал все это добро, потом недоуменно спросил:

– А кому, кроме вас, нужны эти рисунки? И почему доктор намекал, что они стоят больших денег?

– Думаю, насчет денег Герман сильно заблуждался. Мне эти рисунки дороги как память. А те, кто за ними охотится… это коллекционеры. Для них эта коллекция ценна ароматом времени. На рисунках – клиенты доктора: офицеры вермахта, отцы города, известные жители Бонна… К тому же, говорят, рисунки имеют и художественную ценность. Но большие деньги – это скорее шутка.

– Какая шутка, мадам, если ваш муж в письме предвидит собственную смерть и тщательно шифрует местонахождение портфеля?… И потом, что это за двухметровые коллекционеры, которые врываются ночью в дом и бьют незнакомого человека по лицу? За какой-то дурацкий портфель с рисунками! Вы хотите, чтобы я в это поверил? Не держите меня за идиота, фрау Шевалье!

– Ну хорошо! Допустим, я не говорю вам всей правды! И что же? Вы будете ее искать? Молодой человек, – назидательно заулыбалась немка, – правда иногда бывает так опасна, что ее лучше не знать!

– Замечательно! – грозно произнес Каленин. – Правду я искать не стану! Пусть ее ищут другие – те, кому положено! – Он решительно встал и двинулся к телефону. – Я должен обо всем этом информировать мистера Куприна из советского посольства…

– Конечно-конечно! Но сначала вас должен осмотреть доктор. К тому же я вызвала полицию… А вот как раз и доктора! – Фрау Шевалье двинулась навстречу появившимся в коридоре двум степенным мужчинам, которые дружно приподняли шляпы и так же дружно отправились мыть руки.

…Доктора констатировали, что у Беркаса рассечена бровь, имеется обширная опухоль под глазом, и не исключили также наличие ушиба глазного яблока. К тому же Каленин потерял сознание – а это верный признак сотрясения мозга! Они настойчиво рекомендовали госпитализацию и были сражены ответом Каленина, который сказал, что в больницу не поедет, поскольку в Германии в отличие от Советского Союза нет бесплатной медицины и он не намерен тратить свою стипендию на пустяковую травму. По его словам, чайные компрессы, а также примочки с использованием мочи (немецкие доктора пришли в ужас, услышав это) реабилитируют его глаз за пару дней.

– Да-да, господа! Именно так поступил мой дедушка, Георгий Иванович, когда гигантская семга ударила его хвостом в глаз. И ничего – до сих пор выбивает из «мелкашки» нормы ГТО!

«Нормы ГТО», «мелкашка» – слова эти для немцев были равноценны языку марсиан, поэтому, дружно пожав плечами, они покинули гостеприимную фрау Шевалье, оставив рецепты, основанные на иных ингредиентах, нежели те, что применялись дедушкой Георгием Ивановичем…

…Полиция, как водится, развела руками, так как ничего вразумительного по поводу пучеглазого разбойника, напавшего на Каленина, тот сообщить не смог… Все действительно выглядело как попытка ограбления, так как были открыты все ящики письменного стола, выпотрошен чемодан с каленинскими вещами, выброшены на пол все книги…

Господину Каленину были принесены извинения и рекомендовано поменять запоры на входной двери, которые, кстати сказать, оказались абсолютно неповрежденными.

…Когда Каленин и Шевалье остались вдвоем, Беркас вновь кинулся было к телефону, чтобы позвонить в посольство Куприну, но старуха мягко остановила его. Она наклонилась к его уху и ласково прошептала:

– Не стоит этого делать. Не впутывайте в эту историю ваших друзей из посольства. Засмеют!

Каленин застыл с трубкой в руке и вдруг представил себя со стороны: как он рассказывает Куприну про женский портрет на стене комнаты, куда он проник тайком, про письмо с того света, про стихи Пастернака и про ночного визитера, который представляется «конем в пальто» и лупит Беркаса в глаз.

Каленин явственно увидел, как вытягивается строгое лицо Куприна и как тот говорит ему: «Мальчишка! А еще член КПСС! Как можно проявлять такую легкомысленность?! Как вы могли впутаться в эту скверную историю?!»

Действительно, как? Беркас медленно положил трубку и опустился на стул.

– Так-то лучше, мистер Каленин, – продолжала мурлыкать немка. – Зачем вам неприятности? А меня простите. Мне правда не у кого было спросить про стихи, кроме вас. Вот, возьмите… – Немка протянула Каленину пухлый конверт. – Здесь пять ваших годовых стипендий. Надеюсь, это стоит вашего синяка?

Каленин потерял дар речи от возмущения. Не говоря ни слова, он вскочил и стал лихорадочно собирать вещи. Он метался по кабинету, хватая книги, фотографии, какие-то бумаги со стола… Потом выскочил в соседнюю комнату и стал, комкая, швырять в чемодан одежду.

– Что вы делаете? – спокойно спросила фрау Шевалье, выйдя в коридор.

– Да пошла ты… – буркнул по-русски Каленин, продолжая сметать в чемодан все, что попадалось под руку.