Архив Шевалье - Максим Теплый

– Портрет верните… – неожиданно попросила немка. – Он вам не принадлежит. Да и зачем он вам?

Каленин вопросительно взглянул на хозяйку квартиры.

Та глазами указала на кучу бумаг возле письменного стола, которые Беркас сгоряча смахнул на пол.

– Вы вместе со своими бумагами прихватили со стола портрет Вилли. Я достала его из портфеля, пока приводила вас в чувство. Он очень похож на Германа.

Каленин присел на корточки и безошибочно вытащил из кучи чуть пожелтевший лист бумаги. Это был карандашный портрет мужчины лет тридцати, в форме офицера СС. Портрет был выполнен мастерски. Художник передал не только портретное сходство, так как Каленин сразу же отметил, что мужчина на рисунке очень похож на доктора Шевалье, фотографии которого ему неоднократно показывала хозяйка квартиры. Но главное – портрет точно передавал характер человека. Тот смотрел на Каленина с вызовом, плотно сжав тонкие губы и прищурив глаза. Взгляд был цепким и холодным.

Великолепна была и техника рисунка. Создавалось впечатление, что карандаш мастера в состоянии решить любую художественную задачу. Каждый штрих был индивидуален. Зрачок был выполнен так, что можно было подумать, что автор применил акварель. А детали эсэсовского мундира прописаны со знанием мельчайших деталей – вплоть до особенностей швов.

Внизу значилось: «Вилли Штерман, 1915 г.р. № 1, февраль 1945 г.».

Каленин вопросительно посмотрел на женщину. Та бережно взяла из его рук рисунок и пояснила:

– У него фамилия матери – Штерман. Служить в СС и носить при этом французскую фамилию Шевалье было во времена наци невозможно. Вы обиделись на меня за то, что предложила вам деньги? Но я действительно не знаю, как вас еще отблагодарить за помощь. Не обижайтесь…

В этот момент раздался звонок в дверь, и Каленин по привычке хлопнул ладонью по кнопке, хотя в гости никого не ждал. Послышались шаги, и в кабинет вошел Ганс Беккер, который первым делом бросился к фрау Шевалье и спросил:

– Ну что, все в порядке? Вы нашли его?

– Ты хотя бы поздоровался, Ганс, – обратился к визитеру Каленин, но тот, не обращая на него внимания, наседал на фрау Шевалье:

– Что вы молчите? Удалось? – Беккер посмотрел на Каленина, и его скулы, плотно обтянутые смуглой кожей, стали пергаментно-бледными. – Вы что, нашли себе другого помощника? Этого вздорного коммуниста?

– Успокойтесь, Ганс, и не говорите ерунду!..

– Но вон же портфель! Вон же рисунки! – Беккер впился глазами в рассыпанные на полу портреты, которые фрау Шевалье так и не успела убрать назад в портфель. – Это архив вашего мужа, да? Тот самый?! Знаменитый архив Шевалье?! Вы что же, решили обойтись без меня? – Беккер как безумный метался по кабинету. – Это нечестно! С какой стати этот господин, – Беккер кивнул на Каленина, – должен получить то, что вы обещали мне? Я ради этого все поставил на карту, а вы…

– Заткнитесь же наконец! – рявкнула Шевалье басом. – Что вы несете, Беккер?! Давайте поговорим после… Вы, кажется, собирались покинуть мой дом? – обратилась она к Каленину.

– А вот возьму и не покину! – неожиданно заявил Каленин и демонстративно уселся в кресло. – Хватит из меня дурака делать! Что за архив? Почему вокруг него такая возня? Я даже пострадал за него. Ну-ка объясните, что тут за тайна!

– Так он ничего не знает?! – обрадовался Ганс.

– Вы идиот, Беккер! – сердито выкрикнула фрау Шевалье. – Теперь благодаря вам уже кое-что знает! Мистер Каленин, – обратилась она к Беркасу, – я вовсе не настаиваю на том, чтобы вы покинули мой дом. Оставайтесь и живите сколько угодно. Не хотите брать деньги – ваше право…

При слове «деньги» Беккер снова забеспокоился и закрутил головой, пытаясь понять, о чем идет речь.

– Могу предложить полный пансион и освобождение от всех платежей за жилье. Но у меня есть просьба: давайте забудем про портфель и про все, что с ним связано. Через час этот портфель вместе с его содержимым навсегда исчезнет из вашей жизни – я вам обещаю это. – Старуха пристально посмотрела Каленину в глаза и добавила: – Если, конечно, вы не станете делать глупостей…

– Каких, например? – уточнил Беркас.

– К примеру, впутывать в эту историю мистера Куприна… Впрочем, как вам будет угодно. Можете рассказать ему обо всем. Только не думаю, что ему это понравится… Особенно после того как он попросит предъявить какие-либо доказательства случившегося.

– А если я покажу ему портрет на стене и потайную дверь в шкафу? – злорадно спросил Каленин.

– Портрет? Какой портрет? – Немка ехидно разглядывала Каленина. – Ах да, тот, что на стене… Прошу вас, – она показала рукой на книжный шкаф, – взгляните. Боюсь, что вас ждет разочарование…

Каленин решительно шагнул в тайный проем и услышал вслед:

– Выключатель слева от двери – прикрыт оторванным куском обоев…

Каленин провел рукой по стене и нажал на клавишу. Вспыхнул тусклый свет одной-единственной лампы, осветивший пустые стены и усиливающий ощущение запустения. Он взглянул на то место, где еще вчера был нарисован на белых обоях портрет хозяйки, и уперся взглядом в грязное большое пятно, оставшееся на месте оторванного куска обоев. Рисунка не было…

В этот момент он увидел, как потайная дверь резко пошла вперед и захлопнулась с характерным щелчком. Каленин в долю секунды оценил ситуацию и бросился на дверь, норовя высадить ее плечом, но та даже не шелохнулась. Голова же отозвалась на удар гулкой болью, которая, казалось, взбежала вверх – от ушибленного плеча до самой макушки.

Вгорячах Каленин ударил дверь ногой, потом еще раз плечом. Бесполезно… Дверь была сделана на совесть, а потайной замок надежно крепил ее к косяку.

– Потерпите, мистер Каленин. Всего полчасика потерпите, – услышал он глуховатое контральто фрау Шевалье, чей голос показался ему еще ниже и басовитей за счет разделяющего их препятствия. – Мы быстро вернемся. А это – я имею в виду запертую дверь – мы сделали для вашего же спокойствия. За время нашего отсутствия вы успокоитесь, все обдумаете и… примете правильное решение. Я надеюсь на ваше благоразумие, мистер Каленин…

– Ах ты, старая… – Каленин от возмущения задохнулся и даже не смог выговорить ругательство, которым хотел подчеркнуть свое отношение к вероломной немке. – Открой! – Он еще раз бросился всем телом на дверь, но добился лишь того, что взрыв головной боли стал еще обширнее и тяжелее.

Каленин присел на корточки и, приложив ухо к двери, услышал тяжелые шаги хозяйки, сопровождаемые торопливыми подпрыгиваниями Беккера. Потом хлопнула входная дверь и установилась полная тишина, едва пробиваемая звуками проезжающих мимо дома автомобилей.

Узкие бойницы окон полуподвала были снаружи зарешечены, что не оставляло никаких надежд выбраться на улицу. Можно было, конечно, разбить окно и позвать на помощь, но этот вариант Каленин сразу отбросил как абсурдный. Он представил, как добропорядочные немецкие прохожие вызовут полицию и ему придется объяснять, что он направился в заброшенную клинику разглядывать отсутствующий портрет, что его закрыла в подвале старая немка, которая разведет руками и сообщит, что дверь скорее всего сама захлопнулась и все рассказанное мистером Калениным не более чем его фантазии, вызванные болезненным состоянием мозговой деятельности, расстроенной ночным ударом в область правого глаза. Чушь, короче…