Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

Сышэн, он узнал, что Чу Ваньнин тоже вернулся. Забыв об отдыхе, обрадованный Мо Жань тут же собрался в Павильон Алого Лотоса, но главные ворота надводного павильона оказались закрыты. Когда Мо Жань спросил об этом Сюэ Чжэнъюна, тот удивленно ответил:

— Он в уединении. Разве Юйхэн не предупредил тебя?

— Опять в уединении? — на лице Мо Жаня отразился неподдельный испуг. — Учитель ранен?

— С чего ты взял, что Юйхэн ранен? Разве он не посвящал тебя ранее в особенности своего духовного пути[190.5]? Каждые семь лет он уходит в уединение для духовной медитации. В прошлый раз, когда Юйхэн затворялся, ты ведь присматривал за ним, забыл?

Как только Сюэ Чжэнъюн сказал об этом, Мо Жань тут же вспомнил, что действительно, было такое дело… Тогда он только стал учеником Чу Ваньнина и вот, по прошествии полугода, его Учитель объявил: в юности он был слишком усерден в постижении духовного наставления по совершенствованию сердца[190.6] и его тело пострадало. Хотя эта застарелая болезнь не слишком опасна, но каждые семь лет ему нужно затворяться на десять дней для специальной медитации.

На протяжении этих десяти дней дух Великого Мастера Чу ослабевал настолько, что он почти превращался в простого смертного, и ему необходимо было усиленно медитировать, чтобы восстановить свое тело и духовную основу. В течение этого периода у него был всего один час в день, когда он мог восстановить свое сознание для того, чтобы попить воды и что-нибудь съесть, а все остальное время никто не должен был его тревожить и тем более наносить ему какую-либо травму. Осознавая собственную уязвимость, Чу Ваньнин возвел вокруг Павильона Алого Лотоса мощный защитный барьер, пропускавший лишь Сюэ Чжэнъюна, Сюэ Мэна, Ши Мэя и Мо Жаня, которые должны были помочь ему пережить это испытание.

Незадолго до того, как в прошлый раз Учитель ушел в уединение, у них с Мо Жанем произошел конфликт из-за «сорванных цветов[190.7]». После того, как Чу Ваньнин наказал его, Мо Жань был очень обижен, поэтому, когда Учитель уединился для медитации, в назначенный ему день он не пошел присматривать за ним, а вместо этого сбежал помогать дяде наводить порядок в архиве.

Вспомнив сейчас тот случай, Мо Жань почувствовал, как его сердце тревожно сжалось, и тут же сказал:

— Я схожу его навестить.

— Тебе незачем идти. Перед тем как затвориться, он сказал, что, как и в прошлый раз, будет достаточно, если за ним будет присматривать кто-то один. Первые три дня его оберегает Сюэ Мэн, следующие три — Ши Мэй, а ты проведешь с ним последние четыре дня.

— Я просто хотел пойти… взглянуть на него одним глазком…

— На что там смотреть? — со смехом сказал Сюэ Чжэнъюн. — В прошлый раз ведь за ним также присматривали Мэн-эр и Ши Мэй, так к чему это излишнее беспокойство? Кроме того, если ты наведаешься туда и Мэн-эр тебя заметит, вы же тут же зацепитесь языками и своими криками побеспокоите Юйхэна.

Поразмыслив, Мо Жань был вынужден признать, что это здравая мысль, поэтому согласился никуда не ходить. Однако ночью он никак не мог заснуть, все время думая о том, что сейчас в Павильоне Алого Лотоса Сюэ Мэн находится наедине с Чу Ваньнином. Эта мысль отравляла душу кислым привкусом ревности, только усугубляя его терзания.

Конечно, он знал, что Сюэ Мэн чист и непорочен как младенец, к тому же совершенно не интересуется мужчинами, но ему все равно было не по себе. Половину ночи он проворочался с боку на бок, уснув только когда уже начало светать, и в итоге проспал не больше пары часов.

Проснувшись, Мо Жань понял, что так дальше продолжаться не может.

Он ничего не мог с собой поделать — ему было просто жизненно необходимо увидеть Чу Ваньнина хотя бы издали.

Пусть ворота Павильона Алого Лотоса были закрыты, а по всему периметру стояла магическая защита, но Мо Жань был учеником Чу Ваньнина, и этот защитный барьер, конечно, не мог остановить его. Что касается самих ворот из изумрудно-зеленых побегов молодого бамбука, они служили скорее украшением, чем были реальной преградой. С его навыками цингуна Мо Жань просто перемахнул их одним прыжком, плавно и бесшумно приземлившись во дворе. Каждый раз, когда Чу Ваньнин медитировал и совершенствовался, он предпочитал делать это в беседке из зеленого бамбука в самой дальней части пруда с лотосами, так что и в этот раз его стоило поискать именно там.

И правда, в висевшей над водной гладью туманной дымке он рассмотрел возвышающуюся над зеленым морем из листьев лотоса, со всех сторон занавешенную колышущейся кисеей изысканную бамбуковую беседку, в центре которой, на циновке медитировал одетый в ослепительно белые одежды Чу Ваньнин.

Конечно, Сюэ Мэн стоял рядом с ним. Заметив, что снаружи пригревает утреннее солнышко, он приподнял и подвязал кисейную занавеску с одной стороны, чтобы Учитель тоже мог погреться. Зимнее солнце тут же прокралось в беседку, немного осветив бледное лицо Чу Ваньнина. По-видимому, даже погруженный в глубокую медитацию Учитель все же почувствовал это приятное тепло, и очень скоро его лицо даже немного порозовело.

Через некоторое время из-за усилившейся циркуляции внутренней энергии[190.8] на его лбу выступила испарина. Сюэ Мэн сразу же схватил белоснежный платок и промокнул его лицо. Что-то почувствовав, он поднял голову и, осмотревшись, тихо пробубнил себе под нос:

— Странно. Почему я чувствую, что кто-то следит за мной?..

Тем временем Мо Жань не просто следил за ним, он не спускал с него глаз.

Хотя внешне он выглядел спокойным, но в сердце его уже поднимался яростный шторм.

Ему казалось, что Сюэ Мэн слишком долго вытирает лоб Чу Ваньнина своим носовым платком, стоит ближе, чем это необходимо, и глаза его как-то уж очень странно затуманились... в общем, обрушив на Сюэ Мэна множество совершенно беспочвенных обвинений, Мо Жань почувствовал себя еще более расстроенным и подавленным.

С каждой секундой он все глубже погружался в пучины собственной паранойи. Понимая, что смотреть на это все стало невыносимым испытанием для его психики, и не желая дальше мучить себя, он уже собрался развернуться и уйти, но настолько потерялся в своих внутренних переживаниях, что перестал контролировать бесшумность собственной поступи.

В ту же секунду Сюэ Мэн замахнулся и бросил в него холодно сверкнувший на солнце духовный дротик в виде цветка сливы.

— Кто?! — строго крикнул он.