Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

— Это хорошо. Изначально, когда Учитель умер, я ненавидел сам факт того, что он обменял свою жизнь на твою, но сегодня мне кажется, что ты не такой уж пропащий и бессовестный.

Мо Жань не знал, что тут можно сказать, поэтому снова ограничился неопределенным:

— Хм.

Ветряные колокольчики тихо зазвенели под порывом ветра.

После нескольких минут тишины Сюэ Мэн не сдержался и с нескрываемым интересом в глазах внезапно обратился к нему:

— Кхе-кхе, на самом деле есть кое-что, о чем я хочу тебя спросить.

— Ну так спрашивай.

— Скажи мне честно, тогда на горе Хоу, вы двое…

На самом деле Мо Жань знал, что Сюэ Мэн все это время хотел поговорить об этом.

Он долго обходил этот неудобный вопрос[191.2], но так и не смог его избежать, поэтому теперь ему оставалось только ждать, что скажет ему Сюэ Мэн.

Но Сюэ Мэн только шевелил губами, не в силах выговорить крамольные слова. Его лицо то краснело, то бледнело, то краснело опять, и, в конце концов, в упор глядя на Мо Жаня, он сказал совсем не то, что собирался изначально:

— Вы двое на самом деле… искали там дух новогоднего рисового пирога с османтусом, а?

Вода начала закипать. Тонкие нити пара, сплетаясь и закручиваясь, поднимались над чайником, растворяясь во мраке холодной ночи.

Их взгляды встретились. Полыхающие жаром глаза Сюэ Мэна были полны тревоги и томительного ожидания, черные зрачки Мо Жаня — бесстрастны и спокойны, как вода в древних бездонных колодцах.

— Пей свой чай.

Сюэ Мэн внезапно схватил его за запястье и, уставившись на него в упор, повторил:

— Вы двое правда искали там дух новогоднего пирога?!

— …

Чуть замешкавшись, Мо Жань высвободил руку из его хватки и, подойдя к столу, взял черный как смоль чугунный чайник, чтобы наполнить до краев две чашки.

Только после этого он поднял взгляд и сказал:

— Если мы не искали дух новогоднего пирога, что еще мы могли там делать?

— Ты…

— Без веской причины Учитель никогда не стал бы обманывать тебя. Если не веришь мне, во всяком случае ему-то ты должен верить.

Казалось, Сюэ Мэн окончательно зашел в тупик[191.3]. Его рука слегка сжалась на колене, затем он низко склонил голову и сказал:

— Я не могу не верить ему.

— Тогда пей чай, — вздохнул Мо Жань. — Зачем тебе вообще столько думать, если по итогу в голове один мусор.

Он опустил голову и подул на поднимающийся над чашкой пар. В клубящейся дымке его лицо было затуманенным и неясным, словно отражение луны в воде, которое, даже если захочешь, не ухватить и не рассмотреть.

Теплый чай «Восемь Сокровищ» имел солоноватый вкус выдержанного вина. Сюэ Мэн неспешно сделал несколько глотков, чувствуя, как это ласковое тепло успокаивает его бешено колотящееся сердце. Он выпил весь чай, но от сохранившей тепло чашки все еще шел пар.

Сюэ Мэн потупился и с совершенно растерянным выражением лица вдруг произнес так, что было непонятно, обращается он к Мо Жаню или разговаривает сам с собой:

— Я на самом деле слишком беспокоюсь за него и поэтому так много надумываю. Малейшее дуновение ветра и я уже…

— Знаю, — ответил Мо Жань, — ведь я такой же.

Сюэ Мэн повернул голову и посмотрел на него.

Мо Жань стоял, опираясь спиной на столб беседки. Чай в его чашке еще не закончился, и он, сделав глоток, сказал:

— Только что из-за этого я несправедливо обидел Ши Мэя. Ты, по крайней мере, лучше меня, не настолько импульсивный.

Сюэ Мэн немного удивился:

— Неудивительно, что он перебросился с тобой парой слов и сразу ушел. Что за кошка между вами пробежала?

— …Давай не будем об этом, — Мо Жань горько усмехнулся, — я еще больший фантазер, чем ты.

Сюэ Мэн наморщил нос:

— Его судьба достойна жалости. В голодный год, когда семьи обменивались детьми, чтобы съесть их, если бы папа не спас его, он бы точно оказался в общем котле… Ши Мэй всегда относится к тебе лучше всех, так что ты не должен его обижать.

— Да, я знаю. Тогда я просто погорячился[191.4], такого больше не повторится.

Так, вдвоем охраняя медитирующего в беседке Чу Ваньнина, они еще долго болтали о том о сем и ни о чем.

Это было очень странное чувство. Мо Жань смотрел на подсвеченное луной надменное и красивое лицо Сюэ Мэна и думал о том, что именно этот человек в прошлой жизни пробил дыру в его груди, и в дальнейшем каждая их новая встреча сопровождалась слезами и кровопролитием.

Тогда он и подумать не мог, что они все еще смогут вот так заваривать чай и греть вино, ведя долгие беседы под луной у пруда с лотосами.

Кстати, о подогретом вине.

Чай закончился, а Сюэ Мэн и не думал уходить, так что Мо Жань подогрел чайник вина, и они распили несколько чашек, не столько для того, чтобы напиться, а скорее чтобы поддержать беседу, не нарушая приличий.

Однако, кажется, он все-таки переоценил умение Сюэ Мэна пить.

Если говорить об устойчивости к алкоголю, лучшим среди них был Учитель, который мог запросто выпить тысячу чарок. Сам он почти не уступал Учителю, Ши Мэй значительно отставал от них обоих, но самым безнадежным, конечно же, был Сюэ Мэн.

Хватило и пары чарок «Белых Цветов Груши», чтобы у него все поплыло перед глазами, а язык начал заплетаться.

Заметив его состояние и опасаясь навлечь беду на свою голову, Мо Жань поторопился убрать вино от греха подальше.

Пусть сознание Сюэ Мэна было неясным, но он еще не полностью его утратил. Понимая к чему все идет, он улыбнулся и, покраснев от смущения, сказал:

— Убери его, хорошо? Я… я больше не могу пить.

— Ну да, — отозвался Мо Жань. — Тебе бы вернуться к себе и отдохнуть. Сам сможешь дойти? Я не могу уйти, но могу позвать дядю, чтобы пришел и помог тебе.

— А? Мгм… незачем ему приходить, не надо его звать, – Сюэ Мэн, улыбаясь во весь рот, замахал руками. — Сам смогу вернуться, я ведь все еще помню дорогу.

Ничуть не успокоенный этим заявлением, Мо Жань выставил палец перед его лицом:

— Сколько?

— Один.

Он показал на Чу Ваньнина:

— Это кто?

Сюэ Мэн улыбнулся: