Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

жирными белилами, липкими румянами и пудрой эти яркие тени были смыты темной водой сумерек с ярко сверкающими каплями звезд со дна угасшего дня.

Когда с корзинкой в руках Мо Жань подошел к Павильону Алого Лотоса, он еще издали увидел в беседке Ши Мэя, но тот не заметил его прихода, так как стоял к нему спиной.

Когда Ши Мэй почтительно опустился на колени перед Чу Ваньнином, улыбающийся Мо Жань хотел окликнуть его, но тут заметил, как в руке того холодно блеснул металл. Что бы это ни было, оно нацелилось прямо на медитирующего Чу Ваньнина. Мо Жань окаменел от ужаса, в голове словно что-то ярко вспыхнуло, и он вдруг громко крикнул:

— Ши Мэй!

Спина стала мокрой от выступившего холодного пота, все волосы на теле встали дыбом.

За обе свои жизни Мо Жань не раз оказывался на краю гибели и давно привык жить в ожидании нападения, так что теперь даже шелест ветра в траве и ветвях воспринимался им как нападение вражеской армии[190.11]. Не зря говорят «однажды укушенный змеей, десять лет боится колодезной веревки[190.12]». Когда-то эта беседка в Павильоне Алого Лотоса уже хранила труп Чу Ваньнина, который пролежал здесь целых два года, вплоть до дня его собственной смерти.

На самом деле ему не очень нравилось это место. Каждый раз, ступая в беседку на воде, он сразу вспоминал последние годы своей прошлой жизни и лежащего среди этих лотосов с навечно закрытыми глазами мертвого Чу Ваньнина.

Подсознательно он всегда чувствовал, что Павильон Алого Лотоса — несчастливое место: бездонная глотка, способная в любой момент поглотить последний огонь жизни в этом мире.

Ши Мэй обернулся, чуть согнул кисть и сверкнувший серебром предмет скрылся в его рукаве:

— А-Жань?.. Ты зачем пришел?

— Я…

Сердце колотилось так сильно, что несколько секунд он не мог сделать вдох, но, несмотря на это, Мо Жань все же нашел в себе силы и, нахмурив брови, сказал:

— У тебя в руке…

— В руке?

Ши Мэй на мгновение растерялся, а затем снова поднял руку, и Мо Жань увидел, что в ней он держит отлитый из чистого серебра гребень с ручкой, инкрустированной мелкими духовными камнями, улучшающими циркуляцию духовной энергии.

Мо Жань запнулся. Потребовалось время, чтобы он смог выдавить из себя:

— Ты… расчесывал волосы Учителя?

— …А? Что случилось? — Ши Мэй окинул его испытующим взглядом, потом чуть приподнял свои красивые брови. — У тебя такое странное выражение лица, снаружи что-то произошло?

— Нет, я просто…

Он замолк, так и не договорив. Побелевшее лицо залил яркий румянец и только благодаря сгустившимся сумеркам это осталось незамеченным Ши Мэем. Мо Жань поспешил опустить голову, скрывая за кашлем свое смущение:

— Ничего.

Ши Мэй по-прежнему молча смотрел на него, а затем, видимо, что-то понял и на его лице отразилось потрясение. Поколебавшись немного, он все же сказал:

— Неужели ты подумал…

Мо Жань тут же поспешно выпалил:

— Я так не думаю!

В конце концов, Ши Мэй всегда прекрасно относился к нему, и он правда считал его родным человеком. Мо Жань был шокирован своим поведением и из-за этого недоразумения почувствовал себя очень виноватым перед Ши Мэем, поэтому, не подумав, брякнул это: «я так не думаю».

После долгого молчания Ши Мэй сказал:

— А-Жань.

— А?

— Я ведь даже не договорил, — Ши Мэй тихо вздохнул, — а ты сразу начал отпираться.

Как только эти слова прозвучали, стало совершенно ясно, что Ши Мэй уже понял, что до этого Мо Жань ошибочно принял серебряный гребень в его руке за кинжал убийцы.

Хотя причиной его бурной реакции был страх в этой жизни тоже потерять Чу Ваньнина, и он точно также испугался бы, будь это Сюэ Мэн или Сюэ Чжэнъюн, но оказавшись перед несправедливо обвиненным Ши Мэем, Мо Жань почувствовал себя очень неловко.

Потупившись, он выдавил:

— …Прости.

На его памяти Ши Мэй в любой ситуации был ласков и терпелив. Очень редко он бывал холоден или прямо обвинял кого-то. Однако этой ночью возле лотосового пруда Ши Мэй очень долго просто молча смотрел на Мо Жаня.

Поднявшийся ветер закрутил лежащие на воде зеленые листья, игриво вовлекая алые лотосы в свой танец.

Ши Мэй, наконец, тихо сказал:

— Люди меняются, и мы уже не так близки, как прежде. Однако, А-Жань, ты знаешь меня десять лет, как же дошло до того, что в своем сердце ты считаешь меня настолько ужасным человеком?

Его голос был мягким и спокойным, не напряженным от гнева и не плаксивым из-за нанесенной ему обиды. Мо Жань взглянул в прозрачные и чистые, как ключевая вода, глаза Ши Мэя, которые, казалось, ясно видели его сердце, и у него пропало всякое желание отпираться и болтать попусту.

Ши Мэй вложил в руку Мо Жаня ярко сверкающий серебряный гребень и холодно сказал:

— В последний раз, прежде, чем закрыть глаза для медитации, Учитель разрешил мне заплести ему косу. Раз ты уже пришел, передаю это тебе.

— Ши Мэй…

Однако высокий и статный красавец, отодвинув его плечом, неспешно прошел мимо и, так ни разу не обернувшись, в одиночестве покинул вечно погруженный в уныние Павильон Алого Лотоса.

Автору есть что сказать:

Маленький спектакль: «Как быть, если кто-то злится?»

Вопрос: Что делать, когда злится Чу Ваньнин?

Мо Жань 0.5: — Что значит злится? Какое право он имеет злиться? Только этот достопочтенный может злиться, потому что вечно от него в постели слова доброго не дождешься. Смех да и только!

Мо Жань 1.0: — Быстро хватать Ши Мэя и валить куда подальше. Как еще можно выжить, если Чу Ваньнин разозлится по-настоящему?

Мо Жань 2.0: — Я не могу позволить Учителю тратить жизненные силы на гнев.

Сюэ Мэн: — Плохо дело!.. Я... должно быть, я в чем то ошибся? Я… я сейчас же все исправлю.

Ши Мэй: — Я тоже не могу позволить Учителю тратить жизненные силы на гнев.

Что делать, когда злится Мо Жань?

Чу Ваньнин: — …Мне кажется, он не умеет злиться.

0.5: — ????? Тебе наебнуть? Ты что, забыл о моем существовании?

Сюэ Мэн: — Обложить трехэтажным матом этого сукина сына.

Ши Мэй: — Просто задобрить его, вести себя как с маленьким ребенком.

Что делать, когда злится Сюэ Мэн?

Чу Ваньнин: — Он ведь постоянно злится?

Мо Жань: — Эй, он ведь