Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

Противно… Противно, да? Ну что ж, работа у него такая.Така́я работа и та́кая жизнь, что иногда тянет застрелиться.

А почему он до сих пор этого не сделал, интересно? Давно быуже встретился со своими, а то ведь заждались.

«Нет, – разочарованно подумал Поляков, – не получится.Самоубийцы отправляются в ад, а все мои – мученики безвинные, они в раю.Придется и мне свое избыть, отмучиться!»

И Поляков опять принялся перечитывать заявления.

– Я ведь не просто так догадался об их вражьей сути, –радостно токовал между тем Власенко. – К тому же врагов нынче так многорасплодилось, всех фамилий в памяти не удержишь. Но едва только увидал вот это,у меня в голове как будто – щелк! – Военком для наглядности прищелкнулпальцами. – И сразу встало все на свои места. Да вы сами взгляните!

И он сунул Полякову серый листок, на котором неровным инервным почерком, состоявшим, чудилось, из одних острых углов, а потомучитаемым с трудом, было написано:

«В военкомат Свердловского района г. Энска от АксаковойОльги Дмитриевны

Заявление

Прошу отправить меня добровольцем в ряды интербригады,сражающейся в Испании. Уверяю Вас, что буду честно, добросовестно исполнять всеобязанности советского бойца. Я отлично стреляю, а также могу быть медицинскойсестрой. Кроме того, я немного знаю испанский язык. В нужный момент готоваотдать все силы и жизнь ради торжества наших идей и для восстановления честногоимени своей семьи. Quiero morir por Patria».

– Видали?! – торжествующе заорал Власенко, тыча пальцем влисток. – Испанский она знает! Откуда? Разве в наших школах изучают испанскийязык? Нет! Явно самостоятельно выучила. Зачем? Готовилась! К чему? К чему, явас спрашиваю, могла готовиться Ольга Аксакова, как не к тому, чтобывоспользоваться нашей доверчивостью, с нашей помощью перебраться за границу ипри первом удобном случае перейти к фашистам?! Вы ведь знаете, кто она такая?

Поляков кивнул. Да, он знал, кто такая Ольга Аксакова.Племянница Александра Русанова, застреленного следователем Поляковым, дочьАлександры Аксаковой, спасенной тем же следователем Поляковым от допросов иизбиений, но не спасенной им от ссылки… просто потому, что это было свыше егосил. Клятву, данную Русанову, он исполнил так, как мог. Feci, quod potui,faciant meliora potentes [1] , как сказал бы отец.

А может быть, и не сказал бы.

Еще не факт, что он стал бы разговаривать с сыном,застрелившим Александра Русанова лишь для того, чтобы спасти свою шкуру иприкончить такую погань, как Мурзик. Кто его знает, отца, быть может, он счелбы жизнь Шурки Русанова слишком дорогой ценой за месть Мурзику.

Наверняка!

– Племянница врага народа, дочь врага народа, – продолжалпылать благородным негодованием Власенко. – Да еще и любовница врага народа!

– Ну, это не установлено, была ли она любовницей Верина, –неожиданно для самого себя сказал Поляков. – Верин посещал в их доме женуРусанова, свою старинную знакомую. Опять же, следствием не установлено, была лиЛюбовь Русанова замешана в делах Верина. Дело в отношении ее закрыто.

Ну да, закрыто. И это тоже часть исполнения той клятвы,которую Поляков дал Русанову перед тем, как выстрелить ему в лицо.

– Да я, собственно, не Верина имел в виду, а э… – Власенкопошуршал листками, – Монахина.

– Какого еще Монахина? – нахмурился Поляков.

– Кулацкого отродья, которое прокралось в ряды советскогостуденчества. Просто беда, как обстояли дела с бдительностью в нашем Энскомуниверситете! Монахин дошел до комсорга курса! Правда, нутро свое выказал, немог не выказать: во время контрреволюционного мятежа на Петропавловскомкладбище пытался защитить старшую Аксакову. Затем поддерживал ее дочь… Тут-тона него и обратили внимание. Докопались до прошлого: оказалось, скрывал своепроисхождение. В анкетах писал – из беднейших крестьян, а на самом деле –кулацкий сынок, прижившийся под крылышком тетки, вдовы красного командира.Монахина, конечно, исключили из комсомола и тоже выгнали из университета, как иАксакову. Вот они и спелись на почве общей ненависти к Советской власти. Вот ипорешили вместе бежать за границу, да и сообщников в свои ряды, видимо, началивербовать – среди таких же, как они сами, отщепенцев…

Он торжествующе хохотнул, и в это время в дверь постучали.

– Сказал же, чтобы никто не беспокоил, – пробормоталВласенко, – дисциплинка расшаталась…

Снова раздался стук.

– Наверное, что-то срочное, – сказал Власенко, виноватокосясь на Полякова. – Вы разрешите?

Учитывая, что Поляков был капитаном, а звание военногокомиссара Власенко соответствовало майорскому, просьба хозяина кабинетавыглядела… Понятно, как она выглядела! Все дело не в звании, а в том, в какомведомстве состоишь!

Младший по званию снисходительно кивнул старшему: откройте,мол.

Военный комиссар промаршировал к двери и распахнул ее:

– Я же предупреждал, чтобы… Что? Да, я ее вызывал. Давайтеее сюда.

В кабинет вошла высокая девушка в полосатой футболке икороткой синей юбке. На ногах у нее были выбеленные мелом тапочки, и вся она,от этих тапочек и загорелых ног до светлых, вьющихся, коротко стриженных волос,казалась воплощением советской комсомолки, только что сошедшей с плаката,призывающего вступить в Осоавиахим, или сдать нормы ГТО, или поехать на ударнуюкомсомольскую стройку – скажем, куда-нибудь в приамурскую тайгу, – илисделаться донором, или записаться добровольцем в ряды молодежного отряда, которыйвозьмет винтовки новые, на штык – флажки и с песнями в стрелковые пойдеткружки… Может статься, именно в таком стрелковом кружке и научилась «отличнострелять» Ольга Аксакова. Да-да, именно она вошла сейчас в кабинет Власенко изамерла, переводя свои светло-карие глаза с военкома на человека в синейгимнастерке.