Питомник - Полина Дашкова

— Наколотая или бухая, — проворчал Коля, — из-за такой дурывылезать под дождь… Приблизившись, он заметил, что это вовсе не взрослаяженщина, а девчонка лет пятнадцати, босая, в каком-то балахоне, вроде халатаили ночной рубашки.

— Ну, точно, наколотая, — повторил лейтенант и громкоспросил:

— Тебе что, жить надоело?

— Я убила тетю Лилю, — медленно произнесла девочка, глядя налейтенанта сумасшедшими глазами. Она картавила, не выговаривала «ел», голос унее был звонкий, чистый, совсем детский.

— Чего?

— Второй Калужский переулок, дом восемь, корпус два,квартира сорок.

Телечкин стоял в глубокой луже и чувствовал, какпропитываются холодной влагой ботинки, как за шиворот капает дождь. Еще минута,и он промокнет насквозь. Взглянув на светящуюся табличку, прибитую к ближайшемудому, лейтенант прочитал: «1-й Калужский переулок».

— Ладно, пошли в машину, разберемся, — он взял ее за локоть,она не сопротивлялась, покорно села в машину и громко повторила:

— Я убила тетю Лилю.

— Тебе сколько лет? — поинтересовался капитан Краснов ибрезгливо поморщился. От девочки исходил странный запах, нет, не бомжовскаявонь, что-то другое. «Лук, — догадался капитан, — репчатый лук. Для того чтобытак разило, надо полкило сожрать, не меньше. Закусывала она им, что ли?»

— Четырнадцать, — ответила девочка и, помолчав, добавила:

— Коломеец Люся, восемьдесят пятого года.

— Так, и кого же ты убила, Люся Коломеец?

— Тетю Лилю. Второй Калужский переулок, дом восемь, корпусдва, квартира сорок. Она там лежит на кухне в грязном халате, молчит и нешевелится. Надо «скорую» вызвать, но я боюсь врачей.

— А чего так? — спросил Телечкин с дурацким смешком.

— Уколы будут делать. Больно, — ответила девочка и задумчиводобавила:

— Они злые, им нравится делать больно. Говорят, ничего,потерпи, а как терпеть, когда больно? Потом вообще руки-ноги сводит и в головебурчит.

Сидевший за рулем сержант Сурков поймал в зеркале взглядКраснова и выразительно закатил глаза.

— Бурчит обычно в животе, — заметил лейтенант Телечкин.

— Это если капусты много съешь, тогда да, в животе, —кивнула девочка, — а когда делают укол от плохого поведения, тогда в головеначинается, знаете, бурр-бурр, как будто там внутри что-то шевелится и хлюпает.

— Тетя Лиля тебе кто? — спросил после долгой паузы капитанКраснов.

— Как кто? Тетя. Мамы моей сестра.

— А мама где?

— Умерла, — сообщила девочка с легким вздохом, — еще давно,когда я маленькая была. Сначала мама, потом бабушка. Осталась одна тетя Лиля.

— Отец есть?

— Не-а. Никого нет. Только тетя Лиля.

— Так чего же ты тетю свою, родную-единственную, убила? —спросил Телечкин и сухо откашлялся.

Она не ответила.

Переулок был утыкан фонарями, машина ныряла из света втемноту, лицо девочки то вспыхивало, то исчезало, и лейтенанту стало не посебе. Он не мог толком разглядеть девочку, и ему вдруг пришло в голову, что онане совсем живая, что-то вроде зомби.

Луковый запах напоминал приторную трупную вонь, длинныеволосы слиплись, глаза светились, как гнилушки, на лбу и на носу белеликакие-то пятна, похожие на плесень. Голос, чистый, высокий, спокойный, строгательной детской картавостью, звучал сам по себе, отдельно, словнопринадлежал другому, более привлекательному существу.

«Меньше надо ужастиков смотреть, — раздраженно заметил просебя Телечкин, — ребенок как ребенок. Просто с головой не все в порядке, лицо какой-томазью намазано и лук поедает в огромных количествах».

— Вот здесь направо, во двор, это дом восемь, корпус один, акорпус два следующий, — сообщила девочка и добавила:

— Только вы первые идите. Я боюсь.

Дверь оказалась открытой. Везде горел свет. Пахло чистотой,лавандой и хорошим туалетным мылом. Это была обычная малогабаритная«распашонка» с крошечной прихожей и двумя смежными комнатами. На кухне, сквозьдверной проем, виднелись ноги в узорчатых шерстяных носках.

— Извините, вы не могли бы снять ботинки? На улице грязно, —звонко произнесла девочка и принялась старательно вытирать босые ступни оковрик.

— Чего? — переспросил Краснов и, вглядевшись в ее лицо,заметил на лбу и на носу белые пятна какой-то густой мази.

— Там тапочки в шкафчике. Тетя Лиля не разрешает в уличнойобуви заходить в квартиру. Что вы на меня так смотрите? Это я пастой отпрыщиков намазалась.

Больше она не сказала ни слова, прошла в комнату, села застол, сложила руки на коленях и уставилась в одну точку. На вопросы неотвечала, словно оглохла. До приезда опергруппы и следователя решили ее нетрогать. Лейтенант Телечкин отправился за понятыми.

Труп находился на кухне, в полусидячем положении. На видубитой можно было дать лет сорок, не больше. Холеная, светловолосая, с гладкимправильным лицом, она как будто просто села на пол, прислонившись спиной кбатарее и вытянув ноги. На ней был теплый махровый халат и узорчатые пушистыеносочки. На нежно-розовой мягкой ткани темнели огромные пятна крови. Судя поколичеству крови, было нанесено не меньше десятка ножевых ранений. Тут жевалялось орудие убийства — длинный кухонный нож с черной пластмассовой ручкой.

Дело не сулило никаких сложностей. Банальное бытовоеубийство. Слабоумная девочка-подросток зарезала свою тетю и сама в этомпризналась. Понятые, пожилая пара из соседней квартиры, сначала долго охали,потом сообщили шепотом, что Люся сирота, больна с рождения.

— Все ясненько, чистенько, никаких вопросов, —глубокомысленно заметил Краснов и вздохнул, — мечта, а не трупик.

— Да уж, мечта, — эхом отозвался Телечкин и попробовалусмехнуться.

Вместо усмешки вышла безобразная гримаса. Встретившисьвзглядом со своим отражением в овальном зеркале, лейтенант окончательно скис. Нафизиономии его отчетливо читались страх, жалость к убитой женщине и прочие неподдающиеся описанию чувства, которые переполняли его душу, подступали к горлуи казались Коле Телечкину позорными для нормального мужика, а тем более — длямилиционера.

Опергруппа прибыла через двадцать минут. И надо же такомуслучиться, что дежурным следователем оказался Илья Никитич Бородин. Он славилсяна весь округ поразительной способностью запутывать и усложнять самые простыедела. Маленький, полный, с тихим монотонным голосом, он своим интеллигентнымзанудством сводил с ума даже самых терпеливых оперативников и экспертов.