Питомник - Полина Дашкова

Едва переступив порог и поздоровавшись, Бородин пробормотал,что для такой кровавой резни слишком уж здесь чисто.

— Как это? — удивился трассолог. — Вон кровищи сколько.Просто на убитой халат из толстой мягкой ткани, почти вся кровь впиталась.

— Я не об этом, — глухим нудным голосом стал объяснятьследователь, — покойница нормальная женщина, порядочная, чистоплотная, видимо,законопослушная. К торговле и к прочему бизнесу вряд ли имела отношение.Достаток ниже среднего, если, конечно, в наше время существует понятиесередины. Ограбление почти исключается, пьянка и пьяная драка исключаютсясовершенно, — он говорил очень тихо, как бы с самим собой, не обращая вниманияна окружающих.

— Так это, — прошептал лейтенант Телечкин, склонившись к егоуху, — девчонка убила, племянница. Она же сама призналась. Она больная, дебилкавроде. Такие не соображают, что делают.

— Слушайте, а что вы шепчете? У вас первый насильственныйтруп в жизни? — спросил Бородин, чуть повысив голос.

— Первый, — признался лейтенант и судорожно сглотнул.

— Ну, я так и понял. Вы бледный, вас, вероятно, тошнит, —следователь откровенно зевнул, прикрыв рот ладонью. Тяжелые веки делали еговзгляд сонным, тусклым. Казалось, стоит старику приземлиться куда-нибудь, настул или в кресло, и он тут же тихонько захрапит.

Колю действительно тошнило, и за это он себя ненавидел. Вкармане нашлась пластинка жвачки, он развернул, сунул в рот. Тошнота прошла,мозги немного прочистились. Лейтенант впервые внимательно и спокойно огляделсяв квартире, в которой находился уже полчаса. Не квартира, а кукольный домик,уютный, нарядный, как из мультфильма. Все светлое, ни одного темного пятна, кромеокровавленного тела хозяйки. На кухне белая мебель, белый линолеум, в комнатахбледно-желтый паркет, голубые, в розовый цветочек обои, шторы с оборочками,диван и два кресла обтянуты чехлами из такой же ткани, как шторы. На диване трибольшие куклы в кружевных платьях, в шляпках и башмачках. Куклами заполненсветлый полированный сервант. Посередине комнаты круглый стол, накрытыйнежно-розовой вязаной скатертью с длинной бахромой, на столе хрустальная ваза стремя тюльпанами, большая коробка шоколадных конфет «Черный бархат»,перевязанная ленточкой.

— Что, гости приходили? — обратился Бородин к Люсе.

Телечкин думал, что она ответит молчанием, но ошибся.Девочка довольно живо откликнулась на вопрос Бородина, вздрогнула и выпалила вовсе горло:

— Нет!

— Значит, у кого-то день рожденья?

— Нет, никакого рожденья, никого здесь не было, — оназаерзала на стуле и густо покраснела, отчего пятна белой мази на ее лице сталиеще заметней.

— А откуда цветы, конфеты?

— Просто так.

— Ну, понятно, — кивнул Илья Никитич, — и кто же все этопринес просто так?

— Никто, — девочка опустила голову и принялась заплетатькосичку из бахромы скатерти.

— Люся, за что ты убила свою тетю? — мягко спросил ИльяНикитич.

В ответ никакой реакции.

— Ну, хорошо, допустим, ты сама не понимаешь за что. Тыживешь с тетей или в гости приехала?

Люся закончила одну косичку и начала другую. Илья Никитичповторил свой вопрос, но девочка как будто опять лишилась слуха.

— Она сирота, — шепотом ответила за Люсю соседка, — жилавроде бы в какой-то специальной лесной школе под Москвой. Лиля раньше к нейездила, а совсем недавно решилась брать ее к себе на каникулы и на выходные.Просто пожалела. Знаете, она была совершенно одиноким человеком, ее сестра,мать Люси, погибла, а девочка больна, — соседка подошла ближе к Илье Никитичу изаговорила шепотом:

— Мать употребляла наркотики, отец вообще неизвестен.Господи, какая трагедия. Вот, правильно говорят, нет ни одного доброго дела,которое осталось бы безнаказанным. Лиля была хорошим, чистым человеком, и,знаете, у нее был настоящий талант. Вот все, что есть здесь красивого, онасделала своими руками. Шторы, чехлы на мягкой мебели, скатерть, — понятаявсхлипнула и громко высморкалась, — честное слово, просто в голове неукладывается, такая трагедия…

— Ну да, ну да… — пробормотал Бородин, встал, подошел кстене и постучал костяшками пальцев. — Скажите, вы шум какой-нибудь слышали?

— Нет, — покачала головой соседка, — ночью было тихо. Яочень чутко сплю, и стенки здесь тонкие. Если что, я бы точно услышала.

— А вечером?

— Вечером тоже было тихо. Конечно, доносились какие-тозвуки, голоса, но ничего тревожного.

— То есть криков, грохота мебели вы не слышали?

— Да что вы! Мы бы с мужем моментально прибежали бы наподмогу, вызвали бы милицию. У нас с Лилей были очень добрые отношения.

— Может, у вас телевизор работал?

— Сломан, — почему-то с вызовом сообщила соседка ипокосилась на мужа, который все это время молчал, то ли от нервного потрясения,то ли просто очень спать хотел. Лицо его оставалось непроницаемым.

— Что же вы делали вечером? — не удержавшись, встрял вразговор лейтенант Телечкин.

— Молодой человек, вы думаете, у пожилых людей, кроме какпялиться в телевизор, нет других занятий? — повернувшись к нему всем корпусом,надменно спросила женщина. — Если вас так интересует, что мы делали вечером, яскажу. Мой муж читал «Новый мир», а я перечитывала Голсуорси. Вам объяснить,что такое «Новый мир» и кто такой Голсуорси?

— Не трудитесь, — лейтенант вежливо улыбнулся, — «Новый мир»— толстый литературный журнал в голубой обложке. Голсуорси — английскийписатель, автор «Саги о Форсайтах», — он поймал хитрый, одобрительный взглядБородина. Старик ему весело подмигнул, и Телечкин подмигнул в ответ.

— Илья Никитич, можно вас на минуту? — позвал медэксперт.

— Извините, — Бородин вышел в кухню.

— Смерть наступила не более двух часов назад, — произнесэксперт, закуривая и усаживаясь на табуретку, — зверь, а не ребенок. На телевосемнадцать ножевых ранений, шесть из них на спине. То есть она сначала убила,потом подтащила к батарее, усадила.

— И заметьте, все это как бы шепотом и на цыпочках, —добавил Илья Никитич, — стены фанерные, слышимость стопроцентная.

— Конечно, дом-то панельный, — кивнул эксперт и протянулБородину открытую пачку сигарет, — угощайтесь.

— Спасибо, не курю, — Бородин присел на корточки у трупа, —между прочим, симпатичная была женщина.