И грех, и смех - Левсет Насурович Дарчев

и обнимая Зияди, он выругался:

– Старый козел, я хотел приехать с подарками

на юбилей, а ты взял и все испортил. А ты и не догадаешься, что это.

Зияди прищурился.

– Неужели, это правда? Ты хотел подарить мне

мундштук, из которого курил Сталин?

13

– Хорошо, что мозги твои еще не высохли, –

сказал Саба. – Ты догадался. Я обещал подарить

его тебе на юбилей.

– Ну, ничего, – сказал Зияди. – Есть много вещей, о которых нам стоит жалеть. Я подожду еще

десять лет.

Третий был Сулико из Гори с седой шевелюрой

и лицом, изрезанным морщинами. Великий оптимист и человек твердых убеждений. Он вошел во

двор с букетом цветов и подарками. Он осмотрелся

по сторонам. Несмотря на то, что у всех были нарисованные скорбные лица, он улыбался, потому

что каким-то образом узнал про розыгрыш: таких

не проведешь – он не сомневался, что это был розыгрыш старого хохмача. И вскоре он в этом убедился, когда Зияди закричал:

– Сулико! Брат, как ты догадался?

– Птицы донесли.

Друзья в сборе. У каждого столько накопилось

слов и новостей, хоть сиди до самого утра. Застолье у грузин – дело традиции и особого отношения, когда люди отбрасывают прочь неприятности,

проблемы, тревогу. Молчание и равнодушие, обособление не приветствуются – это может восприниматься как обида. Нигде на Кавказе нет столько

тостов и правил поведения, относящихся как к тамаде, так и рядовым…

Гости начали рассаживаться вокруг стола, установленного в саду под абрикосовым деревом: Зияди

во главе, а Нона – рядом сбоку. Одна половина стола

была в тени, а другая – под тускнеющими лучами

солнца, яркость которых отбирали сумерки наступающего вечера. Так она могла видеть и чувствовать

локоть мужа, о здоровье которого пеклась.

Гоги выглядел несокрушимым и с трудом сдерживал молчание, чтобы потом взорваться, когда наступит весомый момент. Он это сделает с тактом и глубоким юмором, так что смеяться будут все. Его любимая

14

тема, каким он был богатым в советское время, когда

работал завскладом стройматериалов. Он продавал

кафель упаковками, но умудрялся вытаскивать из каждой упаковки по одному кафелю, и вот так он сделал состояние и разбогател. Было время, когда к нему

прицепилась кличка «Кафель». Потом он иронично

добавлял: «Не рассказывайте никому, а то не дай бог

услышит тот, кому не положено это знать».

Саба, как ни странно, держался проще, оставив

свою театральность в долине Алавани, которая

всегда завоевывала сердца людей своей открытостью и дружелюбием. Он даже в простых вещах

так искусно находил величие, что каждый мог бы

отнести это на свой счет. Он умело покупал человеческое внимание – люди потом безрассудно начинали ему верить. Гений общения и романтик,

жизнь которого оказалась далека от романтики.

Нона заметила, как Зияди ликовал и наслаждался – он никогда не хотел бы с ними расставаться,

другими словами он жил тогда, когда он был в этой

среде – его стихии и его мечте.

– Дорогие мои, – начал Сулико, поднимаясь изза стола. – В правой руке он держал рог с чачей. –

Я вам расскажу один случай из жизни Зияди, что

говорит о его душе, о его любви, о его большом

сердце.

Зияди дрогнул, а Нона застыла, не в силах догадаться, о чем может пойти речь, но ей не понравилось выражение «большое сердце» как во врачебном диагнозе. Только не это.

– Это случилось лет десять назад. – Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что все его

слушают. – Как мы знаем, Роза училась в Ростове,

но когда она ехала поступать, Зияди и Нони провожали ее на вокзале в Тбилиси с неспокойным сердцем, потому что она там никогда не была и никого

там не знала. Посадив ее на поезд и вернувшись домой, Нона говорит: «Зияди, мне так плохо и боюсь

15

за дочь. Кто ее встретит? Как она поступит?» Итак,

Зияди едет в аэропорт и покупает билет в Ростов.

Вы можете себе представить глаза Розы, когда она

увидела отца на перроне в Ростове с охапкой цветов, который прилетел из Тбилиси, чтобы встречать ее с поезда на перроне?

Все зааплодировали. Нона хмыкнула и опустила голову, чтобы раствориться в воспоминаниях.

– Теперь загадка: я хочу всех спросить, кто самый любимый певец у Зияди? – Все зашевелились. –

Зияди, ты молчи.

Гоги поспешил первым:

– Ясное дело – Марья.

Сулико отрицательно покачал головой.

– Меладзе, – уверенно произнес Гоги.

Сулико:

– Нет. Это «Виноградная косточка». Встречайте

и включите телевизор.

Сразу после того, как закончилась песня, Сулико, повысив голос:

– Это не все, – он щелкнул пальцами и во двор

стала заходить группа молодых людей

У всех перехватило дух, когда увидели молодую, прелестную девчушку в национальном одеянии в сопровождении двух молодых ребят с гитарой и барабаном. Они артистично зашли во двор,

подошли к столу, забрали свободные стулья, чуть

отошли в сторону и началось такое – зазвучала народная песня про любовь.

Роза расцвела среди полей,

Лепестки раскинув широко.

С болью в сердце подошел я к ней.

И спросил: «Не ты ли Сулико?»

И цветок невиданной красы

В знак согласья голову склонил.

И, как слезы, капельки росы

На траву густую обронил…

16

Через минуту все как один хором начали подпевать. Нона на фоне горы засмотрелась на профиль

мужа и видела, как его глаза наполнились слезами

от непередаваемого чувства душевного удовольствия – чего еще желать от жизни: его друзья радовались и разделяли его чувства.

– Спасибо, Сулико, – сказал Зияди, после того,

как песня закончилась, тронутый вниманием. –

Спасибо, брат.

Слово предоставили Гоги, и он, взяв в руки бокал с вином, долго молчал, глядя на поверхность

вина, которое блестело серыми оттенками: он там

собирал свои мысли:

– Зияди, ты занимал высокие должности и летал

высоко, но ты никогда не смотрел на людей свысока. Я… я всегда гордился, что у меня есть такой

друг. Ты прожил красиво семь десятков и желаю,

чтобы ты прожил еще столько