И грех, и смех - Левсет Насурович Дарчев

же.

Получился настоящий праздник.

Гости разъехались, оставив за большим столом

двоих: Зияди и Нону.

– Вот видишь, как все хорошо получилось? – заявил Зияди с гордостью. – Спасибо тебе, милая, – он

осмотрелся по сторонам, – Батраз тоже ушел? Надо

было ему дать шашлыка детям. Я ему даже спасибо не сказал, – с сожалением в голосе добавил он,

потом, отведя взгляд, добавил: – А девочки даже

не поздравили.

– Поздравят. Еще успеют. Там же часовые пояса. Может, там ночь.

– Да, – выдохнул Зияди, – ДЕТИ – НАША САМАЯ БОЛЬШАЯ НАДЕЖДА и САМОЕ БОЛЬШОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ.

– Не унывай! – прервала его Нона, желая отвлечь от досады. – А Батраза, утром отблагодаришь, когда он придет, – произнесла Нона. – Она

встала, опершись обеими руками о стол. – Пошли

домой! – Нона увидела на лице мужа странное вы-

17

ражение, как будто он смотрел сквозь нее куда-то

вдаль. Ее сердце екнуло.

– Нет, – устало произнес Зияди, – я домой

не хочу. – Голос ровный. – Нона, можно я здесь

останусь.

– Нет, – отрезала Нона, – по ночам холодно.

– Тогда принеси мне плед. – Он нежно смотрел

на жену. – Пожалуйста!

Нона скривилась и с минуту стояла, изучая его

черты, которые изменила мягкая ночная тень. И ей

показалось, что что-то толкает ее исполнить его

желание. Он просит.

– Тогда два пледа, милый: один – тебе, другой –

мне.

– Неплохая идея, – произнес Зияди. – Вспомним молодость, как мы грелись у ночного костра, –

сказал он.

Ночь, украшенная россыпью мелких звезд,

была нежной, ласковой. Тепло убаюкивало. Нона

уснула крепким сном, держа теплую, до боли знакомую руку любимого в своей руке, и она даже

не почувствовала, как через некоторое время она

охладела.

Друзья настояли, чтобы на надгробном камне

написали: «Красиво жил и красиво умер».

18

ИНОГДА ЛУЧШЕ РАБОТАТЬ

РУКАМИ, ЧЕМ ГОЛОВОЙ

(Табасаранская поговорка)

К десяти часам утра солнце поднялось высоко

над горизонтом, и в воздухе не было ни малейшего дуновения ветра. Несмотря на это, сельчане

все как один вышли на сенокос, кроме одного –

тридцатилетнего Мази, с темными, глубоко посаженными глазами, низким лбом и с никотиновым

налетом на зубах.

Он сидел на застекленном балконе дома, созерцая красоту родного края: два горных хребта дугой спускались вниз, как бы замыкая пространство

вокруг села, заполненного фруктовыми деревьями

и зелеными лугами, а внизу далеко, на линии горизонта, тонкой синей полоской красовался берег

Каспийского моря.

За плетеной оградой спереди его дома промелькнул сосед Экпер с косой, накинутой на плечо.

Вслед за ним прошла и его жена в широком цветном складчатом платье и белом платочке с веревкой в руке, свернутой в узелок. Мази, сделав смачный глоток горячего чая, еще дальше откинулся на

спинку стула, ощущая приятное давление на позвоночник, затем взмахом руки прогнал от себя кучку

назойливых мух, зевнул и сомкнул отяжелевшие от

скуки и лени веки.

Дверь открылась, и жена по имени Сельми, красавица с миндалевидными темно-зелеными глазами, появилась рядом с ним.

– Спишь? – спросила она с возмущением. –

Люди уже собрали сено и дома скирдуют, а ты?

– Тихо! – перебил ее Мази и стал прислушиваться. Издали донесся гул грузовика. – Интересно,

что за машина?

19

Вскоре по дороге, огибающей его дом, на скорости пронеслась колхозная машина с тюками

сена. А когда через несколько минут промчался

второй такой же грузовик, Мази встал и, глядя на

жену, сказал:

– Знаешь, что? – он прищурился, изображая умный вид. – Чтобы запастись сеном, некоторые работают, чтобы не думать, а я буду думать, чтобы

не работать.

Лицо Сельми вытянулось.

– Ты не понимаешь, – продолжал Мази. – Я имею

в виду, что можно заполучить по тюку с каждой проезжающей машины. Это просто как три копейки.

Сельми покосилась на мужа, приподняв одну

бровь.

– Как?

Мази рассказал свой быстро созревший план.

Сельми подозрительно прищурилась, мучаясь в

сомнениях: она уже давно убедилась, что в жизни

ничего так легко не дается.

– По той дороге водители гоняют машины на

высокой скорости, и ты не успеешь кинуть веревку, – произнесла Сельми.

– Подумаешь, большая проблема, – небрежно

произнес Мази. – Все просто: я брошу каменную

глыбу посередине дороги, и им придется сбавить

скорость, чтобы объехать. Так что под ореховым

деревом машина Усейбега будет ползти, милая.

Жена вышла провожать своего находчивого

мужа, она стояла со скрещенными на груди руками,

прислонившись к стене и недоверчиво глядя на него.

– Как только пройдет машина, подбегаешь и

уносишь, – приказал Мази. – Тут всего два шага.

– Нет, – коротко отказалась Сельми. – Если увидят – стыд какой. Все работают, а ты…

– Да брось ты. Что тут такого. Надо искать легкие пути. Два часа развлечений и сено на зиму готово. Нет, и вправду, что тут такого.

20

– Ты как хочешь, а я не пойду, – твердо решила

Сельми. – Во-первых, воровать это уже нехорошо.

Во-вторых, милый, у тебя не такие уж мозги, чтобы

все рассчитать до мелочей, а то был бы каким-нибудь начальником.

Мази раздраженно нахмурился.

– Начальником, начальником, – пролепетал

Мази, – ты что телевизор не смотришь? – Воруют

все, кому не лень: и губернаторы, и прокуроры. А

вот такими руками, – он выставил грубые ладони

мохнатых шершавых мозолистых рук напоказ, –

никто еще не разбогател. – С надутыми венами на

шее Мази, продолжая распутывать веревку и обидевшись на жену, пробубнил себе под нос: – «Мозга нет», – тоже мне! Зато ум есть!

Махнув рукой и уходя за угол дома, Сельми добавила:

– Еще не забывай, что соседка Месме всегда на

страже.

– В этом тоже есть плюсы, – сказал Мази под

нос самому себе, с азартом распутывая веревку, –

если она увидит, я привлеку ее. Пополам – пусть

помогает. Она такое не упустит, не то, что ты.

Честная, порядочная.

Все решено. Нельзя было терять время. Он быстро спустился вниз и направился в сарай. Через

несколько минут он появился во дворе в полном

снаряжении: на ногах – резиновые цепкие галоши,

на голове – шлем