И грех, и смех - Левсет Насурович Дарчев

class="empty-line"/>

Когда все ушли, Сельми, пригнувшись к лицу

мужа, прошептала о скрытно вынашиваемом

убеждении, которое дошло до точки кипения:

– Говорила я тебе: лучше работать руками, чем

твоей головой.

25

КОФЕ И ТЕТЯ МОТЯ

Тетя Мотя – полная, невысокого роста, трудолюбивая женщина пожилого возраста с энергией молодой девушки изо дня в день начинала колдовать на

своем кофейном аппарате примерно в 12 часов 15

минут. К этому времени в столовой, расположенной

в полуподвальном помещении Даниловского корпуса университета, к буфету уже подходили первые,

самые голодные посетители. Далее они проходили

в зал, где можно было расслабиться вместе с кофе.

Здесь за одним столом непринужденно могли сидеть преподаватели и студенты, среди которых буквально час назад бушевали нешуточные баталии по

поводу «незачета» или «двойки» в зачетной книжке.

За столом же никаких обид – полная демократия.

Это была территория тети Моти. В каждом уголке

кофейни был слышен ее звучный голос, особенно

когда она шутила и смеялась. Для нее не существовало авторитетов, и в особых случаях эта чудная

женщина вполне могла себе позволить даже крепкое

словцо. Один раз я видел собственными глазами,

как она очаровывала самого ректора Станиса, который заглянул в столовую вместе с гостями. Были у

тети Моти и любимцы, обычно такие же, как и она

сама – с чувством юмора. Таких счастливчиков она

обычно обслуживала вне очереди. Серьезных и сердитых посетителей она обслуживала молча и с безразличием. Тетя Мотя была неутомима: несмотря

на большие очереди, она не ведала усталости и не

упускала из виду те мелочи, которые могли повлиять на качество изготавливаемого ею напитка. Шутка ли – на пяти варках за 40 минут обслужить сотни

студентов и преподавателей! Ее размеренные и уверенные движения рук были доведены до идеального

автоматизма. Сегодня у тети Моти было хорошее

настроение.

26

– Следующий! – произнесла она, продав очередную чашку кофе. Перед прилавком остановился

высокий худой африканец, которого она видела в

первый раз. Он пообедал и только что подошел к

раздаточному столу, бросил копейку на монетницу и пальцами барабанил по прилавку в ожидании

своей очереди. – Один… кофе… – громко и выразительно произнес студент. Тетя Мотя с уважением

посмотрела на молодого человека.

– Молодец! Ты молодец! – громко похвалила

она парня так, чтобы услышал весь зал. – Слышите, вы, советские? Даже этот иностранец знает, как

правильно склонять слово «кофе». Оно мужского

рода, и я не хочу, чтобы вы обижали это слово. Зал

воспринял слова тети Моти с пониманием, некоторые преподаватели даже согласно покивали. «По

сути, – подумал я, – это слово играет огромную

роль в жизни этой женщины. Ведь она варила кофе

в этом буфете еще задолго до того, как я поступил

в университет. Именно поэтому для нее бережное

отношение к этому слову так важно». Студент

обрадовался и смутился, когда все обратили внимание на его особу. Когда первые впечатления от

грамотности иностранного студента немного поутихли, тетя Мотя ласково спросила парня:

– Чего тебе еще, сынок?

После секундной заминки парень ответил:

– И… один… булка.

Мгновение спустя зал взорвался от хохота. На

лице студента застыла растерянная улыбка. Он, с минуту назад испытавший чувство гордости, наверное,

понял, что сказал что-то неправильное. Не в силах

осознать, что же он сделал не так, молодой человек

посмотрел на тетю Мотю, словно ища у нее ответ на

свой немой вопрос. Тетя Мотя не растерялась и нашла, что сказать вконец растерянному студенту:

– Ничего, сынок. Булка тоже «моя», и она хоть

раз должна почувствовать себя мужчиной.

27

КТО ХОЧЕТ ВСЕГО,

ОСТАЕТСЯ БЕЗ НИЧЕГО

Месей, четырех лет, вышел из дома и лениво, с прищуренными глазами посмотрел вокруг.

Солнце ярко светило и слепило глаза. Затем он

остановил свой взгляд на вершине горы, которая

упиралась в небо. Его вечное притяжение и загадка, где заканчивался его мир. Месей для себя твердо решил, когда вырастет и перестанет бояться

волков, обязательно взберется на эту вершину и

ткнет пальцем в небо. Он не понимал, почему дед

все время смеется, когда он начинает об этом говорить. «Ему просто некогда это обсуждать, – думал Месей, – он вечно чем-то занят – то заготовка

дров на зиму, то сена, то поле, где он выращивает

полбу».

Он хотел вырасти быстрее, и каждый день, подходя к полке, нависавшей над камином, на которой

днем отдыхала керосиновая лампа, он вытягивал к

ней подбородок, чтобы измерить, насколько он вырос. И каждый раз он с грустью замечал, что перестал расти. Он торопился, потому что не знал, что

детство когда-то закончится.

У него была единственная игрушка – папина

стеклянная изогнутая пепельница небесного цвета. В пасмурные дни он закрывался в комнате и,

ползая на коленях, часами водил ее по кругу рамки

теплого разноцветного шерстяного ковра.

Он просто так прятался в углу темной комнаты

в ожидании, что его будут искать, звать, – он таким

образом испытывал любовь матери или бабушки.

Долго простояв так, он с грустью выходил на свет

с обманутыми надеждами. Его маленькое сердце

страдало от нехватки внимания, поэтому он прибегал к ухищрениям: притворялся спящим, чтобы его

подбирали на руки и укладывали спать.

28

Дед с каждой пенсии ему давал двадцать блестящих копеек, которые он вытаскивал из кисета,

перетянутого тесемкой. Он каждый раз их собирал,

чтобы попасть в кино. Но его туда не пускали из-за

возраста, и ему приходилось тратить их на конфеты и печенье в лавке, в которой всегда пахло пряностями.

Летними вечерами он вместе со сверстниками

изучал удивительное явление природы: огромная

огненная луна преследовала их всюду. Он бегали

от дома к дому, из улицы в улицу и не могли оторваться от ее пристального внимания. Почему так?

Не получив вразумительного ответа, они перестали

увлекаться небесными телами.

Он целыми днями вынашивал планы мести

двоюродному брату Сергею за рубец на лбу от камешка, который он бросил левой рукой со двора

и настиг