Грачев — «Центру» - Ким Петрович Закалюк

течение учебы в техникуме участвовал в повседневной низовой работе в техникуме и вне его по кампании, как-то: хлебозаготовки, посевная кампания и другие работы».

Но в декабре 1929 года комсомолец Кузнецов был незаслуженно оклеветан теми, кому не нравились его прямота, кристальная честность и беззаветная преданность Родине, комсомолу. Николаю было предъявлено обвинение в том, что он якобы при поступлении в техникум скрыл свое социальное происхождение как сын кулака и бандита. Ни секретарь комсомольской ячейки техникума, ни Талицкий райком ВЛКСМ не разобрались в том, что это была гнусная клевета, подтасовка фактов, и 18 декабря 1929 года Кузнецов был исключен из рядов ВЛКСМ и с последнего курса техникума.

Вместе с тем, как пишет в газете «Тюменская правда» научный сотрудник партийного архива Тюменского обкома КПСС Н. Радченко, документы, хранящиеся в этом архиве, свидетельствуют, о том, что крестьянская семья Кузнецовых была середняцкой. Жила она исключительно своим трудом. Отец Николая, Иван Павлович, в период гражданской войны вступил добровольцем в 5-ю армию, которой командовал прославленный советский полководец М. Н. Тухачевский, участвовал в освобождении Сибири от колчаковских банд, дошел до Красноярска. В марте 1920 года красноармеец Кузнецов Иван Павлович «действительно достиг 45-летнего возраста, вследствие чего, во исполнение приказания войскам 5-й Армии от 2 марта с. г. за № 33, уволен в первобытное состояние», то есть был демобилизован. Вернувшись домой, он занялся крестьянским трудом.

Брат и сестра героя вспоминают, что Николай был потрясен исключением из комсомола, страшно переживал. «Дома, когда мать уговаривала сына бросить хлопоты, не мучить себя переживаниями, Ника[1] с суровой решимостью ответил: «За правду я буду стоять насмерть!»

Николай всецело отдается работе в коммуне «Красный пахарь» Балаирского сельского Совета, в которую он и его родные вступили в мае 1929 года.

Николай Кузнецов обращается с заявлением в Тюменский окружком ВЛКСМ и в ЦК ВЛКСМ с просьбой восстановить его в комсомоле. Этот документ — исповедь молодого человека, уверенного в своей правоте, убежденного юного ленинца.

Немногое дошло до нас из написанного рукой Кузнецова. Поэтому с таким волнением читаем страницы его заявления в Тюменский окружком от 31 января 1930 года:

«…C 1920 года я пошел учиться в школу и учился до 1927 года в семилетке и техникуме сельскохозяйственном. В 1925 году вступил в пионеры… В 1926 году вступил в кандидаты ВЛКСМ как середняк, а до революции — из зажиточных. В 1927 вступил в ТЛТ и зимой был переведен в члены ВЛКСМ. В техникуме со дня поступления и до настоящего времени работал на общественной работе…Весной, в мае, вступил в коммуну «Красный пахарь», где работал рядовым коммунаром, и сейчас также все силы отдаю общественной работе… Итак, прошу восстановить… Знания, полученные в техникуме, передам коммуне на общественной работе. С товарищеским приветом Н. Кузнецов».

Но ответ задерживался. Обеспокоенный молчанием, Николай 20 марта снова пишет в окружной комитет комсомола: «Тов. пред. КК. Прошу сообщить результаты моего дела о восстановлении в ряды ВЛКСМ. Запросите характеристику в РК Талицы и партячейку нашей коммуны. Пожалуйста, поторопитесь с решением, а то трудно ждать».

Позднее на имя ответственного секретаря ЦК ВЛКСМ Кузнецов писал: «Сейчас… я считаю, что ленинец, энергии и веры в победу хватит, а меня считают социально чуждым за то, что отец был зажиточный… Головотяпство и больше ничего. Я с 13 мая 1929 года, когда у нас о коллективизации еще и не говорили, вступил в коммуну в соседнем сельском Совете, за две версты от нашей деревни. А сейчас район сплошной коллективизации. Работаю и сейчас в коммуне… руковожу комсомольской политшколой (!!) — и беспартийный, обидно. В окр. КК дело обо мне не решено, не знаю, долго ли еще так будут тянуть. У нас сейчас жарко, работы хватает, кулака ликвидировали, коллективизация на 88 процентов всего населения. Посевкампания в разгаре, ремонтируем, сортируем… Зная, что я КСМ в душе, не сдам позиции».

И этой клятве комсомольца-ленинца Николай Кузнецов остался верен до последнего дыхания.

Тропою гнева

Тревожное, предгрозовое время 1939–1940 годов. У Кузнецова оно заполнено выполнением особых заданий Родины. Зима сорокового года застала его в Ленинграде. Эта поездка совпала с военным конфликтом, который был вызван белофиннами.

Виктор, брат, сообщил, что призван в Красную Армию и проездом будет в Москве. Некоторое время спустя братья встретились.

— Николай, — вспоминает Виктор Иванович, — говорил об успехах Родины, о только что закончившемся конфликте с белофиннами, о грозных тучах, которые сгущались на наших границах. Он очень радовался тому, что я уже коммунист. «А я вот отстал от тебя. Но еще заслужу доверие партии своей работой и обязательно стану коммунистом!.. Это моя самая высшая цель. Как замечательно сказал академик Губкин: «Горжусь, что принадлежу к Коммунистической партии, и дорожу этим высоким званием. И ценю его больше, чем знания, добытые в большом труде. Ценю больше самой жизни»! Придет время — и я по праву повторю эти слова.

…Настало лето сорок первого года, а с ним в мирную жизнь нашей страны ворвался огненный смерч войны. В Москву с фронта шли тревожные вести. Вооруженные до зубов орды псов-рыцарей двадцатого века все ближе подходили к стенам столицы.

Вместе со всеми советскими людьми Николай Иванович тяжело переживал страдания, которые обрушились на наш народ. Но случившееся для него не было полной неожиданностью. Слишком хорошо знал он положение дел в Германии, звериное лицо фашизма.

В эти дни перед ним с новой силой возникали картины юношеских дней. Тогда на родном Урале не все понимали стремление Николая Кузнецова в совершенстве овладеть немецким языком. Один из сослуживцев прямо говорил: «Почему вы якшаетесь со спецами? Они на удочку вас не зацепили? Смотрите, как бы плохо не кончилось! Мало было вам тех неприятностей с комсомольскими делами?»

— Не волнуйтесь, — отвечал Кузнецов. — Я не зря ношу голову на плечах. Я лишь практикуюсь. Отношения с Германией у нас не весьма приятные. Может быть, придется воевать с фашистами. Знание немецкого языка пригодится.

«Ну зачем тебе эти немцы?» — недоумевали родные и близкие Николая, а Николай со свойственным ему спокойствием отвечал:

— Придет время — и все это пригодится, когда нас позовет Родина.

А сестре Лидии и брату Виктору он не раз говорил:

— Вам за меня краснеть перед Родиной не придется…

— И в манере одеваться, — вспоминают товарищи по работе, — Николай Иванович был большим оригиналом. Он мог одеться «под немца»: серый плащ с большим количеством деталей отделки из черной лакированной кожи, серая шляпа, брюки-бридж или короткие брюки «на планку», ботинки и гетры.