Грачев — «Центру» - Ким Петрович Закалюк

class="p1">Предыстория этой «моды» такова. О ней Николай Иванович рассказывал позже брату Виктору Ивановичу:

— Когда я впервые в обществе немцев и американцев попробовал заговорить на отвлеченные темы, они холодно приняли меня в своей компании. Как потом объяснил мне знакомый немец инженер-коммунист Затлер, высокомерных иностранных спецов шокировал в первую очередь мой «славянский» костюм, слишком провинциальный для изощренных в модах европейцев. И я решил доказать буржуазным спецам, всем этим чванливым мунгам, миттам, йостам, бухерам, что смогу не только усвоить внешние манеры этих иностранцев, но и выучить и в совершенстве овладеть их родным языком, показать, что я лучше их знаю историю и культуру немецкого народа, знаю творения Шиллера и Гете, Лессинга и Гейне, а они лишь ходячие сухие формулы инженерного дела.

Не обращая внимания на критику «за дружбу» с иностранными специалистами, Кузнецов продолжал встречаться с ними. В это время он в совершенстве изучил манеру немецких инженеров одеваться, их психологию, привычки, вкусы, нравы. И те из иностранцев, кто не был знаком с Кузнецовым, встретившись с ним, не хотели верить, что перед ними не немец, а обыкновенный русский парень…

Когда грянула война, Кузнецов подал рапорт с просьбой использовать его в активной борьбе с фашизмом во вражеском тылу или на фронте. Вскоре пришел ответ: «Зачислен в воздушно-десантные войска». Необходимо было только дождаться сформирования подразделения.

Однако на фронт он тогда не попал. В «Центре» отменили приказ о зачислении Кузнецова в парашютно-десантную часть. Руководство советской разведки вполне резонно решило, что чекист с таким блестящим знанием не только немецкого языка, но и самой Германии, да еще с типично арийской внешностью, может принести куда больше пользы, если его использовать на невидимом фронте. Он был зачислен в другое подразделение, где значился как Николай Васильевич Грачев, а его настоящая фамилия на долгие годы оставалась тайной.

В последний период деятельности у Кузнецова появился еще один псевдоним — Пух. Так он подписывал донесения «Центру».

Прошел почти год, трудный год войны, а его все еще не определили. Тогда Кузнецов пишет новый рапорт. Строки его дышат глубокой решимостью, переполнявшей сердце гражданина, патриота, бойца.

«…Я, как всякий советский человек, в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих, — писал Кузнецов 3 июня 1942 года, — горю желанием принести пользу моей Родине. Бесконечное ожидание (почти год!) при сознании того, что я, безусловно, имею в себе силы и способность принести существенную пользу моей Родине, страшно угнетает меня. Как русский человек, я имею право требовать дать мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага…

Прошу довести до сведения руководства этот рапорт…

Я вполне отдаю себе отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду в тыл врага, так как сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание даст мне силу выполнить долг перед Родиной до конца».

Наконец долгожданный ответ получен. Пришел и его черед. Кузнецова пригласили к одному из руководителей советской разведки, и тот сообщил молодому чекисту, что есть намерение использовать его в качестве разведчика в тылу противника под видом немецкого офицера.

Спросили: готов ли он выполнить такой приказ? Кузнецов задумался. Нет, он не собирался отказываться от сделанного предложения, не для того он год добивался отправки в тыл врага с любым заданием. Не боялся и возможной гибели. Его смущало совсем другое, и он считал долгом поделиться своими сомнениями с командованием. Собеседник понял Кузнецова с полуслова.

— Конечно, вы правильно сделали, что высказали свои сомнения… По отзывам специалистов, которые с вами работали, Германию в целом знаете вы отлично, языком владеете в совершенстве, даже диалектами, внешне похожи на настоящего пруссака, я даже сказал бы, — на аристократа. Но мы, как и вы, понимаем, что вы не знаете германскую армию так, как ее должен знать немецкий офицер. В вашем распоряжении есть еще некоторое время. Трудиться вы умеете, преподавателей дадим отличных, мы очень надеемся, что к нужному сроку успеете преобразиться в настоящего гитлеровского служаку. Кстати, когда вы вошли в кабинет, я заметил, что выправка у вас превосходная, хотя вы и не служили в армии. Так что желаю успеха…

Дальше пошел разговор о специфических особенностях предстоящей операции.

Подготовка разведчика была возложена на А. М. Воталовского, Л. И. Сташко, С. Л. Окуня. Это были знающие чекисты, имевшие большой опыт работы в советской разведке.

До наших дней дожил только С. Л. Окунь. Нам удалось встретиться с этим человеком. Сейчас он на пенсии, но все еще в трудовом строю.

— Да, когда мы впервые встретились с Кузнецовым, мне было 27. Я на четыре года моложе его, тогда был лейтенантом госбезопасности, — говорит С. Л. Окунь. И, сосредоточившись, мысленно переносится к событиям более чем трехдесятилетней давности. — Поставленная руководством перед нами задача — подготовить Николая Ивановича к выполнению столь ответственного задания — была очень сложная. За короткое время он должен был в чужом мундире стать своим среди чужих, ненавистных ему врагов.

Некоторые авторы пишут о Кузнецове как о человеке с чуть ли не врожденным талантом разведчика, изображают его самоучкой разведчиком, который в логове врага проводил блестящие операции, удивлявшие даже гитлеровцев своей дерзостью и находчивостью. Но все обстояло далеко не так. Необходимо было многому его научить, предусмотреть буквально все, вплоть до мелочей, — от меток на белье до содержимого бумажника.

Поставив перед Кузнецовым задачу вести разведку в «столичном» Ровно, «Центр» исходил из того, что он не должен служить в каком-либо учреждении или воинской части, расквартированной в этом городе, а бывать здесь наездами. Дело в том, что внедрить разведчика куда-либо на службу за такое короткое время было невозможно. Но и его периодические появления в городе требовали правдоподобного обоснования.

Вначале предполагалось, что Кузнецов будет действовать под видом офицера «Люфтваффе». К тому времени было уже немало пленных фашистских летЧИКОВ, с которыми можно было вступить в контакт. Одетый в форму немецкого лейтенанта-летчика, Кузнецов подолгу находился среди военнопленных, беседовал с ними, и ни у кого не возникло ни малейшего сомнения в том, что перед ними не немец. Больше того, однажды Николаю Ивановичу пришлось присутствовать в качестве переводчика в гражданской одежде на допросе одного пленного из «Люфтваффе». После того как Кузнецов перевел несколько фраз из его показаний, гитлеровец отказался отвечать, заявив:

— Пусть лучше переводит русский, а не этот изменник. При нем говорить я не буду…

В те дни, как вспоминает С. Л. Окунь, с Кузнецовым произошла совсем уж парадоксальная история. В одном из лагерей,