Самоучитель по философии и психологии - Андрей Курпатов

Для большей ясности следует представить себе то различие«заключений», которое мы будем иметь, если, с одной стороны, опишем человека,как набор систем и их свойств (анатомической, гистологической, физиологической,функциональной, биохимической и т. д.), а с другой стороны - его же, но целиком(без этого разделения), в интеграле фактического действия. Очевидно, чтопоследнее - это верх желаемого, однако также очевидно и другое: если мыподходим к решению данной задачи, основываясь на содержательной методологии, томожем получить только эту нефункциональную, некорректную, лишенную всякогоправа на достоверность «сумму», о которой шла речь в первом случае.

Как обойтись с психологическим опытом корректно, какотличить в нем психологическое от опыта и опыт от психологического? Ответ наэтот вопрос может дать только несодержательная методология, а потому она, можетбыть, то единственное, что действительно заслуживает нашего внимания (но немешайте бессмыслицу фраз с методологией, интересна лишь та методология, котораяплоть от плоти - психологический опыт). Кратчайший путь можно расчертить лишьпо карте, любое отклонение от заданного пути мы увидим, сверясь с траекторией,нанесенной на карту. Методология - карта, правила работы с нею - такжеметодология. Что-что, а методология дает определенность, именно она и ставитзадачи, именно она озадачивает так, как следует.

Язык, способный обеспечить несодержательную методологию, вкорне отличается от нашего обыденного языка. Задача последнего - именовать вещи(события, факты, явления); это именование имеет прагматическую цель - за каждымименем вещи кроется инструкция по ее использованию. Эта инструкция, по сути,вменяет мне алгоритм действий - то, как я должен использовать вещь, названнуютаким-то образом: если это «стул», то я должен на нем сидеть, если это «стол»,то я должен сидеть за ним. Таким образом, обыденный язык дает мне срезыовеществленной действительности, преломляет явленное в соответствии с моимипотребностями. Мы имеем здесь многоуровневое искажение, продолжать эту игру,претендуя на познание, бессмысленно.

Нам, если мы занимаемся методологией, следуетруководствоваться прагматизмом познания, а не прагматизмом потребностей,последние много уже и склонны к еще большему сужению. Слова языканесодержательной методологии должны быть несодержательны, иначе говоря, они недолжны предписывать мне алгоритм использования вещи, они должны расчерчиватьпередо мной структуру того, с чем я имею дело. В обыденной жизни я имею дело сословами обыденного языка; осуществляя познание в системе методологическойпрактики, я имею дело с действительностью, чуждой моим потребностям,значительно их превосходящей. Слова, которые я использую в последнем случае,должны позволить мне избежать содержательности, а потому главный критерий,отличающий язык методологический от языка обыденного, состоит в способностиодних и тех же слов структурировать действительность вне зависимости отспецифики содержания.

С чем бы мы ни имели дела, мы имеем дело с «процессом», итаково одно из слов методологического языка. Каждый из этих процессов обладаетсвоей индивидуальностью, которая есть его сущность и которую можно было быименовать «центром». Эти «центры» входят в «отношение» друг с другом, посколькуимманируются они лишь в процессе взаимодействия, при этом возникает нечто, чтои воспринимается, это нечто - «третье». Вместе с тем каждый «процесс» обладает«целостностью», т. е. его нельзя сепарировать от других «процессов», недопустив при этом искажения сепарированного; а потому «целостность» - это залог«системности» (открытосистемности). Каждый «процесс» обладает «возможностью»своего «овеществления», при этом он или «предуготован» к этому, или«инициирует» на это иной «процесс». Точка «инициации» «предуготованности»является «критической точкой», прохождение которой свидетельствует оневозможности движения вспять, теперь только «развитие», которое есть пассаж«центра» «несодержательного» «процесса» в теле «содержательности». Здесь в деловступают «содержательные ограничения», которые свидетельствуют об ограничениях,которые накладывает «содержание» на «овеществленную» «несодержательность»…

Эти слова - «процесс», «центр», «отношение», «третье»,«возможность», «целостность», «система», «овеществление», «предуготованность»,«инициация», «содержательные ограничения», «критические точки» и т. д. - сутьпринципы, которые инвариантны любому содержанию. Какую бы систему мы ни взяли ксвоему рассмотрению, мы можем развернуть ее в этих терминах. Возникнетструктура, после чего содержание рассматриваемой нами системы само ляжет вотведенные ему ячейки этой структуры. Иными словами, речь идет об инструменте,который позволяет структурировать знания об изучаемой системе, инструмент,позволяющий и организовывать, и использовать, и получать новое знание.

Когда Алексея Алексеевича Ухтомского спросили, почему онназвал открытый им психический феномен «доминантой», он ответил: «А развечто-нибудь изменилось, назови я доминанту как-то иначе? Назвал как назвал…»Примерно так же я мог бы ответить на вопрос о принципах. Почему именно«принципы»? А потому, что называй их как хочешь, это все равно принципы. Знаниедолжно быть технологичным, а потому принципы, которые функционируют инвариантносодержанию, являются лучшим и, быть может, единственным гносеологическимсредством. Конечно, на бумаге все это выглядит сухо и, наверное, не впечатляет.Но практика использования этой - несодержательной - методологии в психологии, вэтой самой сложной, быть может, из открытых систем, позволяет взглянуть на этотинструмент по-другому. И если Джордано Бруно говорил: «Она все-таки вертится!»- я готов сказать: «Это все-таки работает!»

Положение о «содержательных ограничениях» являетсянаиважнейшим. В чем его суть? Подумайте о силе трения - это идеальный примерсодержательного ограничения. Как бы мы ни старались от трения невозможноизбавиться - и оно тормозит, но, с другой стороны, не будь трения, не было бы идвижения. По этой формуле являет себя всякое содержательное ограничение - то,что не может быть устранено, будучи потому ограничением и одновременносредством.

Все наше с вами существование - это жизнь, обеспеченная илимитированная содержательными ограничениями, причем жизнь в самом широкомпонимании смысла этого слова. Кажется парадоксальным, но если бы я не встречалпрепятствий (содержательных ограничений), то я бы и не двигался. Причемнеобходимость двигаться - это тоже содержательное ограничение. Куда ни кинь -мы в плену и под защитой содержательных ограничений…

Мой психический аппарат - это, как нетрудно догадаться, тожесодержательное ограничение. Я воспринимаю мир так, как это дозволяет мне мойпсихический аппарат (т. е. во времени, пространстве, модальности,интенсивности), и я не могу воспринимать его иначе - это содержательноеограничение, которое повергает меня в гносеологическую тоску, однако же безэтого ограничения я бы и вовсе не мог ничего воспринимать.

Мои желания (берем их как условную «часть» моегопсихического аппарата) - это тоже содержательное ограничение. Избавься я отжеланий, я бы избавился и от страданий - мечта блаженного идиота! Однако в этомслучае я бы вряд ли вообще мог что-либо испытывать, я бы превратился вбессмысленный безответный кусок материи. Что ж, я вынужден постоянно,мучительно согласовывать свои желания с возможностями среды, я вынужденстрадать, однако я могу жить.