Счастье по Аристотелю - Эдит Холл

Одни становятся скупыми к старости или по причине немощи – это простительно. Другие бессовестны и беспринципны настолько, что готовы «брать откуда угодно и что угодно, как, например, те, чье ремесло недостойно свободных: содержатели публичных домов и все им подобные, а также ростовщики, дающие малую ссуду за большую лихву». Аристотель, наверное, одним из первых ополчился бы на подпольных ростовщиков и кредитные карты, которые побуждают людей жить не по средствам и копить долги, которые затем приходится выплачивать с грабительскими процентами.

Третьи пытаются нагрести себе златые горы – Аристотель приводит в пример «тиранов, разоряющих государства, и грабителей, опустошающих святилища». Филипп II, несомненно, успел разорить и награбить немало к тому времени, когда Аристотель прибыл в Македонию воспитывать Александра, однако македонский царь обычно старался поддерживать хотя бы видимость благочестия и не опускаться до святотатства. Тем не менее мы бы узнали много интересного, если бы прошлись по царской школе в Миезе, когда Аристотель рассказывал Александру, что такие правители не просто алчны, а нечестивы. Он отказывается ставить их в один ряд с мелкими преступниками – «игроком в кости, вором, разбойником», – которые тоже несомненно алчны. Им всем «присущи позорные способы наживы», и все они «терпят порицание ради наживы». Аристотель осуждает игрока в кости даже сильнее, чем разбойника, – тот по крайней мере крадет у чужих и незнакомых, тогда как игрок «обогащается за счет собственных друзей вместо того, чтобы им помогать». Друзья нужны не для того, чтобы на них наживаться. Если вы обираете их, даже в игре, все они очень скоро от вас отвернутся.

Свойством характера, труднее всего поддающимся исправлению, Аристотель считает честолюбие. Собственно, вероятность подвергнуться критике по поводу честолюбия существует всегда: уж очень это неоднозначная черта. В одном человеке одобряют амбициозность, в другом – ее отсутствие, «честолюбивого мы хвалим за то, что он действительно муж и любит прекрасное, а нечестолюбивого – за умеренность и благоразумие». В других случаях за чрезмерную амбициозность или ее нехватку, наоборот, ругают: «Мы ведь осуждаем честолюбивого за то, что он стремится к чести больше, чем должно, и к чести не из должного источника, нечестолюбивого – за то, что он не собирается принимать почести даже за прекрасные дела». Под честолюбием Аристотель подразумевает жажду славы и почестей, а не понимаемое в более широком смысле и одобряемое желание раскрыть свой потенциал ради саморазвития как такового. Желание реализовать потенциал, развить врожденный талант во всей полноте, добиться личных высот в игре на скрипке, в футболе, воспитании детей, садоводстве, в науке можно только приветствовать и поощрять. Лишь злопыхатель, которого гложет иррациональная зависть, будет возмущаться чужим стремлением к успеху.

Тонкость здесь в том, чтобы правильно оценивать свое желание почета и наград. В нашем обществе принято превозносить преуспевших, награждать, возводить на пьедесталы. У нас есть литературные премии и Нобелевская, «Оскар», спортивные состязания, рыцарский титул, обложка журнала Time – удостоившийся чего-то подобного имеет полное право ликовать и гордиться собой. Хуже, когда желание добиться совершенства вытесняется жаждой славы ради славы. Дойти до такого несложно. Слава кружит голову и вызывает зависимость – особенно в политике, где к ней прилагается власть. Древние греки хорошо это знали: в любимой пьесе Аристотеля «Царь Эдип» Софокл рисует образ правителя, который когда-то заботился о благе своего народа, но затем все затмило ощущение могущества и желание прослыть самым мудрым и умелым правителем в мире. Один из самых ярких примеров в современной культуре – Вилли Старк, отрицательный герой отмеченного Пулитцеровской премией романа Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать»[21] (1946), по которому было снято два прекрасных фильма – в 1949 и 2006 гг.

На пост губернатора одного из южных штатов США приходит Старк, самовлюбленный и продажный политик, упивающийся славой защитника «простых людей» и овациями своим пламенным провокационным речам. При этом начинал Вилли как скромный и честный юрист в земледельческом захолустье, но в первых же лучах внезапной славы его скромность растаяла, зато разгорелось желание красоваться на первых страницах газет. Похвальное честолюбие (возглавить сограждан и достойно представлять их интересы) оказалось вытеснено честолюбием пагубным (жаждой славы). В наше время желание стать знаменитостью – «звездой» – распространено даже больше, чем в Древней Греции. Сколько людей, совершенно никакими талантами не обладающих, жаждут – и даже ненадолго достигают – этой славы посредством реалити-шоу, социальных сетей, желтой прессы. Таких однодневок Аристотель, наверное, причислил бы к тем, кто «стремится к чести больше, чем должно, и к чести не из должного источника».

Однако не стоит забывать, что «скромность» можно обратить в плетку и бичевать ею неугодных, особенно женщин, которых во все времена осуждали за честолюбие сильнее, чем мужчин. Недавний пример – попытка Хиллари Клинтон баллотироваться в президенты в 2016 г. Но вопрос всегда один: не забыл ли честолюбивый человек о своих изначальных целях и не поглотила ли их жажда громкой славы?

Аристотель, безусловно, задает высокую нравственную планку, но при этом с пониманием относится к поискам себя и стремлению держаться «середины». В рассуждения о добродетелях и соответствующих им пороках он вплетает анализ особенно сложных нравственных ситуаций. Так, он довольно категорично утверждает, что человеку, с которым жестоко обращались в детстве, сложно перестроиться. Аристотель цитирует обвиняемого, представшего перед судом за избиение отца. В свою защиту обвиняемый говорит: «Ведь и он бил своего отца, и тот – своего», – и добавляет, указав на собственного ребенка: «И этот побьет меня, когда возмужает, – так уж у нас в роду». Для ребенка, с младенчества росшего в атмосфере насилия (даже если у Аристотеля взрослые сыновья бьют отцов, а не отцы лупят детей), может оказаться невозможным сдерживать себя, когда шаблон повторяется из поколения в поколение. Как прекрасно известно психиатрам, «наследственная» склонность к самоубийству бывает отчасти обусловлена прецедентами, закладывающими установку реагировать попыткой ухода из жизни даже на временные трудности.

Тем не менее, утверждает Аристотель, установку никогда не поздно изменить. Если некий эмоциональный отклик или новые сведения подскажут, что вы оценивали ситуацию неправильно, меняйте свое отношение или действия неважно на каком этапе жизни. Менять представления под воздействием новых данных или эмоциональной реакции наверняка доводилось любому из нас. У одного моего знакомого бизнесмена был протеже, о котором тот сильно заботился. Ему регулярно сообщали, что этот протеже издевается над секретаршей. Поскольку мой знакомый никогда не видел этого молодого человека с подобной стороны, а также потратил на него много времени и сил, несколько месяцев он просто отказывался верить этим обвинениям. И только когда ему переслали компрометирующие письма, с его глаз спала пелена, и бывший протеже вскоре вылетел с должности.