Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина - Бретт Кук

Конечно, мы отдаем себе отчет в том, что художественная литература – это по большей части вымысел, но тем не менее значительная часть наших жизненных переживаний тратится на тексты и другие иллюзии. А там мы сталкиваемся с рядом тех же факторов, благодаря которым порождаются мифы. Мы предпочитаем, чтобы нам предоставляли более простую моральную дихотомию, ограниченный набор действий, и потому подчиняем свою волю приказу автора, бога текста, пусть и не всемогущего. Временно сосредотачиваясь на том, что от нас требуется, мы в этот момент верим, что слова действительно что-то значат, что они важны. Одна из радостей чтения – это ощущение того, что роман вас «захватил», что вы, по сути, прониклись его идеологией, подчинились его ограничениям. Мы любим наши иллюзии настолько, что готовы их покупать.

6. Биология ереси

К счастью, на этом все не заканчивается. Д-503 предпочел было полностью покориться Единому Государству, но, передумав, отказался от Операции по удалению фантазии. Семя сомнения уже посеяно, а это приведет к тому, что в конце тридцать девятой записи иллюзия будет разрушена. Естественный отбор создал противовес чрезмерной идеологической обработке.

Э. О. Уилсон предупреждает, что религии, по сути мифы, которые скрепляют социальную ткань, не должны быть чересчур косными [Уилсон 2015: 276]. Как мы уже отмечали, такое общество было бы уязвимо для любых изменений среды и рано или поздно оказалось бы на свалке истории. Замятин мог этого не знать, но у его перифраза Вольтера имеется и биологическое обоснование: «Еретики – нужны для здоровья; еретиков нужно выдумать, если их нет» [Замятин 1967: 251][21]. И действительно, так оно и было. Вместе с мифами и языком получила развитие склонность к иллюзии и обману. Равно как и меры по выявлению обмана и развенчиванию иллюзии. В конце концов, если конкурирующие особи представляют серьезную угрозу нашим генетическим судьбам, мы, вероятно, обречены участвовать в этой форме конкуренции. Нет такого закона, по которому в природе все должно быть как можно проще. В свою очередь, талант на этом поприще может сделаться личным идеалом и основой для мифологизации. И часто этот идеал воплощают художники.

В этой связи стоит напомнить, что героизм всех настоящих еретиков Замятина состоит в их способности воспринимать. Единственное, что кто-либо из них произвел, – это телескоп Галилея, сам по себе инструмент для чувственного восприятия. Они не созидают, а видят. Обратите внимание, что именно аспект восприятия Замятин подчеркивает в своей похвале Эйнштейну, преодолевшему интуитивный реализм – еще одну форму самообмана: «…ему удалось вспомнить, что он, Эйнштейн, с часами в руках наблюдающий движение, – тоже движется, ему удалось на земные движения посмотреть извне» [Замятин 2003–2011, 3: 177]. Без сомнения, это было не так просто понять до космической эры.

Эскалация напряженности между обманом и его обнаружением заставляет нас предположить, что битва, составляющая двигатель текста, ведется отчасти между силой заблуждения и проницательностью. Это особенно острый вопрос для нас как исследователей. Чтение художественной литературы изначально не является объективным делом, при котором мы придерживаемся исключительно слов, написанных автором. Например, ни в одном тексте невозможно дать полное описание человека: слишком много деталей придется в него включить. Можно сказать, что самой краткой и при этом точной абстракцией был бы генетический код, но и сам он тогда оказался бы слишком пространным, и при этом важнейшие факторы влияния окружающей среды (культура, личная история и т. д.) не были бы учтены. Автор старается вызвать у нас дополнительные иллюзии, намечая лишь несколько характерных черт и оставляя все прочее на усмотрение читателя. Что мы знаем о внешности Д-503, кроме того, что он мужчина, ему 32 года и у него волосатые руки? Исходя из описания других нумеров, мы можем с уверенностью предположить, что у него выбрита голова и что он, как и все остальные, носит юнифу. Автор отмечает негроидные черты R-13, но не говорит ничего подобного об 0-90 и 1-330 – из этого мы можем сделать вывод, что Д-503 не негроид; его волосатые руки и голубые глаза 0-90 дают понять, что и он, и обе женщины принадлежат к европеоидной расе, как и большая часть предполагаемых русских читателей Замятина. Учитывая, что к Д-503 испытывают сексуальное влечение три женщины, он должен обладать по меньшей мере приятной внешностью. Но каким бы мы ни представляли себе Д-503, этот образ – продукт нашего собственного воображения. Поскольку текст написан от первого лица, вполне возможно, что некоторые читатели-мужчины представят его похожим на них самих. И это было бы вполне уместно для романа: ведь одна из его важнейших сюжетных линий касается обретения героем нормальной человеческой психики, то есть, по сути, внутреннего опыта, сходного с опытом читателя. Однако на этом пути Д-503 часто разочаровывает нас, возвращаясь к своему прежнему, двумерному, «я». Прослеживая неверный путь Д-503 к нормальности, читатель и сам может быть легко уведен в сторону собственными иллюзиями.

Для исследователя тот же самый процесс оказывается сложным. С одной стороны, мы, вероятно, беремся изучать роман, например «Мы», потому что прочитали его как обычные читатели и он нам понравился. Да, мы можем возвращаться к нему, как это делаю я, с возрастающим удовольствием, предаваясь все большему количеству иллюзий, которые незаметно предлагает нам текст. Как отмечает М. Буш, один из общепризнанных признаков великого искусства состоит в том, что повторное воздействие (просмотр, чтение, прослушивание и т. д.) порождает не скуку, а, напротив, более глубокое понимание [Bush 1967]. Но когда мы пытаемся с позиций исследователей разобраться в том, как это происходит, нам приходится укрощать воображение читателя. Не можем ли мы назвать это за неимением лучшего слова столкновением между эстетическим чтением и чтением объективным, необходимым для научной точности? Художественное слово придает плавучесть – во время чтения нам трудно удержаться на твердой земле. Так, Б. Эдвардс утверждает, что художественный набросок легче скопировать, перевернув оригинал вверх ногами – таким образом копиист защищает себя от иллюзий, создаваемых изображением [Edwards 1979]. По тем же причинам некоторые корректоры вычитывают текст по возможности задом наперед, чтобы не отвлекаться на сюжет и прочие посторонние мысли при выполнении своей сложной и трудоемкой, но важной задачи. Но вместо того чтобы разглядеть детали текста, якобы объективный читатель может оказаться во власти новых ошибочных иллюзий, что, в свою очередь, приведет его к ложным выводам, – в этом и есть главная опасность.

Не каждому удается прочитать «Мы» объективно. Не следует недооценивать эту задачу, особенно когда речь идет о таком головокружительном тексте. Д-503 своим смехом развеивает иллюзию о якобы всемогущем