Чёрная кровь Сахалина. Каторжанин - Александр Башибузук

Стерлигов шел со мной, а Луку с «Гочкисом» я отрядил к подпоручику, чтобы они сразу после десантирования перерезали дорогу на Дербинское, на случай, если туда наладятся отступать японцы.

За прошедшее время я более-менее освоил французскую трещотку и попутно натаскал великана. Пулеметчиком, конечно, он не стал, но стрелять и перезаряжаться уже научился. Мог даже устранить осечку, то есть вышибить патрон из патронника затвором. А вот с практической стрельбой у нас вышло очень скромно, выпустили всего пару кассет. Впрочем, в бою учатся быстрее, а Лука – сообразительный малый.

Сразу после совещания принялись собираться. «Арисака», шестьдесят патронов к ней в подсумках, маузер с четырьмя обоймами, нож и индейский топор – свой набор оружия я менять не стал. Так и подмывало взять с собой шашку, но, слегка поразмыслив, я ее оставил. До Тымова еще пилить и пилить, а по лесу с саблей особо не побегаешь. Еще захватил сигнальный пистолет английского производства, что достался мне трофеем от старшего лейтенанта Ясухиро Кабо, да его же ручной офицерский фонарик. Гранат бы хоть пару штук, но таковых у японцев обнаружено не было. Да и в русскую армию они только-только начали поступать. Так что придется обойтись.

Ровно в десять вечера шесть лодок бесшумно отошли от берега. К счастью, река на этом участке вела себя смирно, да и луна на небе светила в полную силу, правда, риск напороться на камень или топляк все равно оставался нешуточным. Черт бы подрал эти сахалинские водные артерии! Но, как ни странно, вода действовала на меня умиротворяюще, как только отчалили, сразу нахлынуло очередное видение.

Красивый трехмачтовый старинный корабль, на мачте реет алое полотнище с серпом и молотом, на мостике стоит мужик в черном бархатном берете, черной вороненой кирасе и с длинным узким мечом с причудливой гардой. Бородка как у кардинала Ришелье, перья на берете развеваются, морда наглая, весь невообразимо брутальный. Пялится куда-то вперед в длиннющую старинную подзорную трубу.

Я наблюдал картинку как будто со стороны, даже видел название корабля, выведенное красивой готической вязью: «Виктория».

Кавалер на мостике вдруг опустил трубу и азартно заорал на старофранцузском:

– Все по местам, поднять брейд-вымпел! Абордажная партия, товсь!!! Живо, живо, желудки… – а потом вдруг подпустил на чистом русском: – А вот черт тебе на воротник, паучья морда…

«Я, что ли? – изумился я и сам же себе ответил: – Ну а кто еще? Кавалер образца века эдак четырнадцатого или пятнадцатого, а шпрехает на современном великом и могучем. То есть меня закинуло сначала в Средневековье, а оттуда – уже сюда? Но кем я был изначально? Что за паук? Почему на флаге серп и молот, а не герб какой? И как все это случилось? Вопросы, вопросы, одни вопросы…

Лодка вдруг чиркнула боком по притопленному валуну, я немедля вылетел в реальность и зашипел на гребцов:

– Утопить меня хотите? Запорю стервецов…

И поразился, насколько одинаково с расфуфыренным средневековым кавалером прозвучала тональность фразы.

К счастью, гребцы восприняли мое понукание как должное, а еще через пару десятков минут Фрол горячо зашептал, тыча рукой в скалу у берега:

– Тута, тута, вашбродь! Тута причаливать надоть. Отсюда проведу, а остальные схоронятся, заливчик есть…

Уже на берегу я сказал Собакину:

– Ну что, Павел Иванович, как услышите стрельбу, сплавляйтесь к поселку. Дополнительно я выпущу ракету.

– Сделаю, Александр Христианович… – Поручик четко кивнул и улыбнулся. – Вы только и нам оставьте косоглазых.

– Постараюсь… – Я хлопнул его по плечу и скомандовал: – Вперед, Фрол, головным будешь…

Дальше пошли по земле. Приказчик сразу вывел нас на хорошо натоптанную тропу, и плутать не пришлось. Хотя один из солдат сразу распорол себе скулу сучком. А через пару сотен метров вдруг сильно пахнуло мертвечиной. Человеческой мертвечиной, я этот запах ни с каким другим не спутаю. И тут же ветерок принес довольное глухое порыкивание, чавканье и хруст.

Я было взялся по инерции за трофейный фонарик, но Игнат, один из ополченцев из Усть-Лужья, придержал мою руку.

– Видать, японы поубивали в лесу местных, как у нас. Мишка харчуется, лучше обойтить, не мешать.

Пришлось шагать в обход, что заняло почти час.

Наконец Фрол остановился.

– Вот здесь, вашбродь. – Он ткнул рукой в темноту. – Тракт, значится. Ежели японы пост поставили, то только тута. А до села уже недалече, крыши видать…

– Всем схорониться, ты за старшего… – Я положил руку на плечо унтера Серьги. – Тайто, ты со своими за мной…

Действительно, через полсотни метров сквозь ветви замерцали всполохи костра. У костерка возле дороги кружком сидели пятеро солдат и мирно переговаривались между собой. Больше никого рядом заметно не было.

«Совсем обнаглели, косоглазые… – невольно возмутился я. – Впрочем, чему удивляться. Боевые действия закончились, партизанской войны как таковой нет, да особо и не было. Все защитники Сахалина либо сдались, либо шастают по тайге в надежде выбраться на материк. А о наших художествах, скорее всего, японцы еще не знают. Да и оккупационный контингент косоглазых собран наполовину не из строевых частей, уже повоевавших с нашими, а из резервных, еще не нюхавших пороха. Ну да ладно, мы этот момент сейчас поправим…»

И махнул рукой Тайто. Айны сразу же скрылись в зарослях.

Томительно потянулось время. Я уже стал материться про себя, но вдруг сидевший ко мне спиной солдат молча опрокинулся в костер со стрелой в затылке, другие заполошно вскочили, но тут же попадали. Еще один шустро рванул по дороге к поселку, но уже через несколько метров кубарем полетел на землю – луки айнов разили без промаха.

Двух раненых без затей прирезали, трупы быстро оттащили в кусты, после чего Куси сходил за остальными, мы разделились на три группы и вошли в поселок.

Тымово как вымерло. Стояла мертвая тишина, правда, откуда-то из центра доносился невнятный шум. Но уже через пару минут стало ясно, что это горланит граммофон.

– Там трактир… – подсказал Фрол. – Граммофон Фомича, горластый, зараза…

Растянувшись цепочкой, мы проскользнули огородами еще пару сотен метров. На фоне черного неба появился купол церквушки, но японцев все еще не было видно. Ни в одном из домов окна не светились, даже собаки молчали.

«Куда соваться, пока непонятно, – подумал я. – Разве что накрыть трактир? Если играет граммофон, значит, гуляют. Если гуляют, значит, командный состав. Так… по этой улочке до упора, а там посмотрим…»

Отдал команду затаиться, сам выдвинулся немного вперед, но только высунул голову из-за забора, как приметил вывернувшийся из переулка в полусотне метров от меня японский патруль. Три солдата, вооруженные винтовками, в рядок топали по улице.

Возможности отдать команду айнам работать луками уже не было, я слегка поколебался, стянул с себя маузер, положил на землю винтовку, скинул портупею, а томагавк подцепил сзади за воротник клинком, после чего вывалился из кустов и потопал к японцам, старательно изображая бухого вдрызг гуляку.