СУПЕРФЭНДОМ. Как под воздействием увлеченности меняются объекты нашего потребления и мы сами - Арон Глейзер

История Manic Panic – это история скорее интенсивной персонализации, нежели массовой кооптации. Современные фанаты используют продукцию компании в тех же целях, что и их предшественники-панки, – для демонстрации своего уникального чувства стиля. Но определение того, кому позволено быть уникальным, и того, что это значит, заметно расширилось.

Это третья волна фэндома – фэндом как самовыражение [261]. Эта самая современная теория фэндома отвергает определения прошлых десятилетий – розовой идеальной утопии, оазиса для низшего класса или мира, стремящегося создать себя заново путем построения новой иерархии. Многие современные фанаты немало бы удивились, услышав, что их хобби и увлечения описываются как внушенные требованиями статуса или класса. Нельзя сказать, что некоторые современные фанаты не чувствуют себя отверженными или что они не самоутверждаются за счет других. Но нынешние определения фэндома – которые ученые называют «третьей волной» определений – в большей степени сфокусированы на цели, реализацию которой обеспечивает фэндом для каждого своего члена. Стремление найти безопасный уголок вдали от тревог нашего мира уступило место стремлению выразить свою индивидуальность, не слишком заботясь о том, какое впечатление это произведет на других.

Распределить фанатов по категориям в зависимости от стиля жизни, класса или набора мотиваций уже не так просто, как казалось прежде. Теперь мы понимаем, что каждый человек может одновременно принадлежать сразу к нескольким субкультурам. Конкретный тип племенной раскраски может больше не ассоциироваться с членством в какой-то одной группе [262]. Или, другими словами, класс остается мощной социальной силой, но определить, какие символы представляют какой класс, становится теперь труднее [263]. Потертые джинсы могут сигнализировать, что их владелец не одобряет модные тренды и предпочитает дешевую одежду, а могут быть джинсами Gucci Genius (розничная цена 3134 доллара) и сигнализировать, что их владелец любит роскошь [264].

Недавнее исследование, получившее забавное название «Отрицательные частотно-зависимые предпочтения и вариации наличия бород на мужских лицах», дает наглядный пример такого дуализма: чем меньше мужчин носят бороды, тем более привлекательными выглядят обладатели бород в глазах их потенциальных супруг [265]. Борода указывает на то, что ее обладатель свободен от стандартов общества. Такая оппозиционность господствующему стилю становится символом альтернативной философии и стиля жизни. Когда же бороды носят слишком многие мужчины, справедливым оказывается обратное утверждение, и символами оппозиционности становятся гладковыбритые подбородки. Существует даже точка, называемая «пиком бородатости», при достижении которой ношение бороды превращается из символа оппозиционности в символ конформизма, и наоборот. Это спутывает карты тем, кто использует наличие или отсутствие бороды как подсказку при оценке истинной оригинальности мужчины.

Еще более усложняет ситуацию то, что в обществе, где каждый в чем-то оказывается бунтарем, а в чем-то конформистом, бывает трудно понять, кого считать представителем мейнстрима, а кого нет. Немногие фэндомы вписываются в жесткую схему «наши и не наши», и, хотя интернет существенно облегчил задачу определения «наших», определение «не наших» по-прежнему остается трудной задачей. В языке 1960-х гг. борьба против «Системы» стала более сложной, чем в те годы, когда между группами хиппи и обывателей можно было провести четкую разграничительную линию. Современный человек очень редко бывает приверженцем мейнстрима во всех его проявлениях.

В книгах Джоан Роулинг о Гарри Поттере рассказывается история лишенного родительской любви мальчика-сироты, который внезапно обнаруживает, что он могущественный волшебник, призванный спасти наш мир. В трилогии Сьюзен Коллинз «Голодные игры» рассказывается история бедной девочки-подростка, которая внезапно обнаруживает, что ее природные способности делают ее идеальным лидером мятежа и спасительницей мира или, по крайней мере, ее страны. В серии книг Стефани Майер под общим названием «Сумерки» застенчивая девушка внезапно обнаруживает, что ее удивительный аромат позволяет ей устанавливать дружеские отношения с разнообразными вампирами и оборотнями, повелевать ими и, таким образом, спасти мир (по крайней мере, ту его часть, где она живет). В телесериале «Ханна Монтана» рассказывается история молодой некрасивой старшеклассницы, которая втайне ото всех является ультра-мега-поп-звездой, обожаемой миллионами. Она не спасает мир, но, вероятно, могла бы это сделать.

Тема исключительности очень часто встречается в историях о подростках, фантазии которых сбываются. Сюжет обычно выглядит так: молодой, никем не любимый или всеми третируемый изгой общества выясняет, что он или она на самом деле принцесса, волшебник, знаменитость, спаситель, колдунья, бог, супергерой или инопланетянин, или обнаруживает у себя удивительные, уникальные способности. Этот персонаж попадает затем в новый, восхитительный мир, в котором он вызывает всеобщую любовь и восхищение. Нередко в сюжете присутствует любовный треугольник. Но в конце концов герой спасает Вселенную и добивается признания, а еще находит новых друзей, которые действительно его понимают.

Идея исключительности связана с очень важными факторами контроля, признания и власти в период нашего взросления, когда мы все ощущаем неспособность управлять нашей общественной жизнью, нашим будущим и даже нашим собственным телом. Большинство сюжетов на тему исключительности содержат также тему возмездия тем, кто осмелился недооценить героя. Подобные сюжеты присутствуют в таких фантастических романах, как «Восход тьмы» Сьюзен Купер и «Игра Эндера» Орсона Скотта Карда, но их ошеломляющая популярность у молодежной и взрослой аудитории удивила многих обозревателей. Этот феномен объясняли обаянием знаменитостей, появлением реалити-телевидения, самовлюбленностью пользователей социальных медиа или разнообразными сочетаниями этих факторов.

Но, независимо от причины, бунтарство – в данном случае истории о людях, пошедших против официальной культуры, – стало теперь большим бизнесом. Возьмите, к примеру, эволюцию диснеевских фильмов: ранние мультипликационные ленты Disney, такие как «Золушка», «Белоснежка» и «Пиноккио», подчеркивали важность таких качеств, как доброта, терпение, храбрость и лояльность. Но в период ренессанса Disney, в 1980–1990-х гг., герои таких фильмов, как «Русалочка», «Аладдин», «Красавица и чудовище» и «Мулан», демонстрировали другие ценности: независимость, опору на свои силы и верность мечтам, даже если это означало неуважение к представителям власти. Главной музыкальной темой недавнего хита «Холодное сердце» стала песня Let It Go («Отпусти и забудь»), восторженный гимн идее послать мир к черту (и это все еще Disney). Этот девиз и наделяет силой, и оказывается очень выгодным. Что и подтвердило вышедшее в 2016 г. «Холодное сердце», ставшее самым кассовым анимационным фильмом всех времен [266].

Когда в 1967 г. жители Голливуд-Хиллз подавали петицию в местную торговую палату с требованием оградить их от хиппи, вряд ли они могли представить себе будущее, в котором мятеж сам по себе станет безопасной формой существования среднего класса [267]. Возможно, не только безопасной, но даже здоровой. Экспериментирование с границами дозволенного властью является важной темой в современных сюжетах. Само слово «альтернативный» больше не означает «опасный и губительный». Чаще оно означает «сильный и независимый».