Либеральный лексикон - Ирина Борисовна Левонтина

и тогда это есть добродетель аскетическая (сводимая к нашей первой нравственной основе); или вследствие кротости и любви к ближнему (caritas), не желающей воздавать злом за зло и обидой за обиду, – и в таком случае это есть добродетель альтруистическая (сводимая ко второй основе: жалости, распространяемой здесь даже на врага и обидчика); или, наконец, терпеливость происходит из покорности высшей воле, от которой зависит все совершающееся, – и тогда это есть добродетель пиэтистическая, или религиозная (сводимая к третьей основе).

Однако независимо от того, как оценивается терпимость сама по себе, важно, что ее объект – это всегда нечто плохое. Поэтому слово терпимость не может считаться удачной заменой слова толерантность, терпимость к чужому образу жизни, к чужим обычаям намекает, что этот образ жизни или обычаи хуже наших и мы просто готовы их до поры о времени терпеть.

Широта взглядов и широта души

Для обозначения толерантности, признания возможности различных точек зрения на одно и то же явление используют также выражения широта взглядов и широта души. Широта в таком понимании иногда приписывается «русскому характеру» («отзывчивость, способность «всё понять»», – перечисляет А. Солженицын в ряду «свойств русского характера», приводимом в книге «Россия в обвале»; можно вспомнить также характеристику русского народа, данную Достоевским. «широкий, всеоткрытый ум»). Чаще всего в таком случае используют сочетание человек широких взглядов – это человек, не просто готовый переносить инакомыслие, но часто склонный к тому, чтобы признать равноправие разных точек зрения. Умение понять чужую точку зрения и чужую правду у человека широких взглядов! граничит с философским и моральным релятивизмом. Широта взглядов оборачивается нравственной неустойчивостью, «широкой совестью» (выражение из «Подростка» Достоевского) и даже может толкнуть на преступление – ср. следующее ироническое употребление рассматриваемого выражения в журнале «Без тормозов» (выпуск № 10, 19.08.2000):

…Аркадьев-Иващенко, это был известный даже за рубежом программист, в ранней юности отличавшийся оригинальностью идей и широтой взглядов.

Вот эта самая широта взглядов и толкнула его на преступный путь.

Зыбкость грани между «всемирной отзывчивостью» и «широкой совестью» остро ощущалась Достоевским, и широкий человек легко может перейти эту грань. «Широкость ли это особенная в русском человеке, или просто подлость?» – вопрос, который задавал герой «Подростка».

Кроме того, существенно, что апелляция к необходимости терпимости и широты взглядов может использоваться как оправдание отсутствия терпимости. Диакон Андрей Кураев так описал историю гонений на христиан в Римской империи (которая, как мы знаем, завершилась изданием Миланского эдикта):

Христиане раздражали язычников. своим отказом чтить святыни других религий. И империя начала преследовать христиан, требуя от них терпимости. Христиан ослепляли, требуя от них «широты взглядов». Христиан запрещали, требуя: «запрещено запрещать!», «не смейте своим адептам запрещать молиться нашим богам!»

Христиане же предложили различать терпимость идейную и терпимость гражданскую. У людей должно быть право на несогласие, на дискуссии, на резкую оценку противоположных взглядов. Но государству не следует вмешиваться в эти споры.

Еще чаще твердость в противостоянии злу демагогически называют узостью и противопоставляют ее широким взглядам, пытаясь оправдать тем собственный конформизм и моральный релятивизм. Так, в самой ранней редакции «Дракона» Е. Шварца «первый ученик» дракона Генрих говорит благородному рыцарю Ланцелоту:

Я кончил семь факультетов, Ланцелот. С вашей философией я познакомился на первом курсе философского. Она была изложена в предисловии, в примечании, в трех словах и тут же опровергнута за узость.

Итак, с точки зрения представлений, закрепленных в русском языке, широта взглядов может рассматриваться как превосходное качество в той мере, в какой она обусловлена способностью «широкого» человека не придавать значения «мелким» идеологическим различиям. Но она же превращается в «подлость», если человек широких взглядов вообще не желает видеть различие между добром и злом, склонен к попустительству, к тому, чтобы потакать чужим или собственным порокам.

Примирение

Нередко отмечается, что для русского языка чрезвычайно характерна установка на «примирение с действительностью». С точки зрения этой установки, достижение внутреннего мира возможно лишь при условии отказа от вражды с другими людьми и принятия всего, что вокруг происходит. Александр Солженицын в книге «Россия в обвале» в числе черт «русского характера» выделил доверчивое смирение с судьбой.

Следует заметить, что идеал «примирения с действительностью» был абсолютно чужд советской идеологии; как следствие, советский идеологический язык имел определенные особенности в отношения использования соответствующих слов. Разумеется, смирение вообще в нем отсутствовало; А. Вежбицка заметила, что сочетание смиренный коммунист воспринимается как аномальное [Wierzbicka 1992: 194]. Если слово смирение и могло появиться в языке советской пропаганды, то только в качестве цитации и с явным неодобрением (напр., поповские сказочки о смирении). Ср. также пример из «Национального корпуса русского языка», в котором «проповедь смирения» рассматривается как несомненное свидетельство «реакционности» взглядов Федора Достоевского:

Достоевский умел вызывать сочувствие читателя к обиде и боли маленьких людей, задавленных капитализмом, – это и необходимо было ему для его основной цели, для пропаганды идей смирения перед существующим строем, для утешения страдающих, униженных и оскорбленных. Но он размахивал нищенской сумой не для того, чтобы возбудить в сердцах униженных и оскорбленных чувство гнева и жажды борьбы с власть имущими, а для проповеди смирения и покорности. [Д. Заславский. Против идеализации реакционных взглядов Достоевского // Культурная жизнь, 1947]

Но любопытно, что и примирение не приветствовалось, и если слово мир и некоторые его производные могли употребляться с положительной оценкой (напр., борьба за мир, мирное сосуществование), то слово примирение практически вообще не употреблялось, а его аналогом в советском идеологическом языке было слово примиренчество, носящее яркую отрицательную окраску (ср. также отрицательно окрашенные слова соглашатель и соглашательство). Напротив того, положительно окрашенным было слово непримиримость. С точки зрения советской идеологии, человек должен быть бескомпромиссным и не должен мириться ни с врагами, ни с недостатками (подробное описание истории отношения к компромиссам в советское время и отражения этой истории в языке содержится в статье Е. Шмелевой[21]). Вот всего лишь один пример из статьи, опубликованной в газете «Пионерская правда» за 1937 г. под шапкой «Сегодня 20 лет ВЧК – ОГПУ – НКВД. Пионерский салют зорким часовым и разведчикам Родины!»:

Таким был Дзержинский – мужественный, бесстрашный, непримиримый к врагам.

Слово непримиримость могло использоваться с положительной окраской и вне советского идеологического языка: С чеченами я был в казахстанской ссылке в 50х годах. Там хорошо узнал и их непреклонный, горячий характер, их непримиримость к гнёту и высокую боевую искусность и самодеятельность (Александр