Слова, из которых мы сотканы - Лайза Джуэлл

Он пожал плечами:

– Нет, – сказал он. – Я так не думаю. Хотя у одной девушки, самой молодой, есть вся информация обо мне. Она – единственная, кто может связаться со мной. Они изменили правила. Я помню тот день. Я подумал: «Ладно, наверное, я умру к тому времени, когда ей исполнится восемнадцать лет, какой вред это может причинить?»

Он раскатисто засмеялся – громче, чем Мэгги когда-либо слышала раньше. Она снова попыталась отыскать в этом хотя бы крупицу юмора.

– Ну, так вот, – продолжал Дэниэл. – Если мой самый юный отпрыск не решит, что сегодня подходящий день для того, чтобы найти давно утраченного папашу, то все пропало. Потому что я чувствую это, Мэгги. – Он указал на свой череп. – Я чувствую это. Не каждый день, не каждую секунду. Но эта чернота, она поселилась во мне, и ей там уютно. Она носит шлепанцы. – Дэниэл хихикнул. – У нее есть халат и чашка какао. Да. Теперь она чувствует себя как дома. А я скоро уйду, и это печально. – Он посмотрел на Мэгги широко распахнутыми, сияющими глазами. – Да, это очень печально. Но сейчас, – он отогнал печаль одним усилием воли, – пока у меня еще остались силы, пока я еще могу стоять, давайте потанцуем, Мэгги Мэй. Давайте потанцуем.

Он не дал Мэгги ни единого шанса возразить ему. Он взял ее за руки и прижал к себе, так что их руки сплелись вместе, положил подбородок ей на макушку и стал переминаться с ноги на ногу, напевая беззвучную колыбельную. Мэгги прижалась щекой к мягкому велюру его халата и прикрыла глаза. Она старалась попадать в такт его шагам и вдыхала его запах, немного отдающий лекарствами, но безошибочно принадлежавший ему, и думала: «Я люблю тебя, Дэниэл, я очень тебя люблю». И точно знала, что собирается сделать, чтобы доказать ему свою любовь.

– Привет, незнакомка. Как насчет ужина завтра вечером?

Это была Дикси. Лидия не слышала ее после вечеринки «Встреча с миром» в честь Виолы, которая состоялась три недели назад. Лидия сама была виновата и понимала это. У нее, определенно, были время и возможности, чтобы найти способ повидаться с подругой и ее новорожденным ребенком. Лидия могла наносить визиты каждую неделю, да хоть каждый день, если бы захотела. Зато у Дикси был хороший предлог, чтобы не встречаться с ней. Но по какой-то причине Лидия испытывала странную неприязнь к их семейной ячейке. Она почувствовала это тем вечером, когда они впервые принесли Виолу к ней в дом, – нечто вроде взаимной зависимости, ранее не существовавшей между Дикси и Клеммом, в центре которой находилась Виола. Разумеется, это происходит, когда люди занимаются продолжением рода. Независимо от обстоятельств, возникает новая динамика, и все остальные процессы должны подстраиваться под нее. Перемены были неизбежны; Лидия просто оказалась не готова к тому, что будет испытывать такое непреодолимое отвращение к ним. Неприятие, отчужденность – это еще можно понять, но отвращение…? В определенном смысле, это было сюрпризом для Лидии.

Это чувство овладело ею во время вечеринки, когда она смотрела, как завернутого в одеяло ребенка передают из рук в руки и каждый хочет дотронуться до него и подержать, как будто он был амулетом, наделенным сверхъестественной силой. Лица были умильными и алчными, словно они пытались что-то вытянуть из младенца. А сам младенец был похож на вялый комок мяса, покорный и странно тихий. Он не был хорошеньким. По идее, это не должно было иметь никакого значения, но почему-то имело. Его лицо имело голубоватый оттенок с красными пятнами, глаза почти никогда не открывались полностью, а волосы были тонкими и усеянными порошкообразными хлопьями из-за сухой кожи. Младенец был одет в белое хлопковое платье с розочкой на груди, белые обтягивающие штанишки и крошечные кожаные пинетки; по мнению Лидии, это было сделано для того, чтобы придать ему более привлекательный вид. Этот фокус действовал на всех, но только не на нее. Она весь день избегала контакта с ребенком и подавляла желание взять пальто и уйти.

Она несколько часов оставалась за пределами зоны комфорта в надежде, что остальные гости разойдутся и она останется наедине с Дикси и Клеммом, или, если точнее, только с Дикси. Лидия представляла, как они вдвоем, усталые и немного пьяные, усядутся рядом на руинах вечеринки и наконец побеседуют по душам, чего не случалось уже слишком давно. Но остальные гости не расходились: в честь вечера они открыли несколько бутылок водки и стали выбирать музыку на айподе. Тогда Лидия вспомнила, какими общительными и спонтанными были Клемм и Дикси, даже сейчас, после рождения ребенка, они не видели причин, мешавших продолжать веселье. Поэтому Лидия взяла пальто, поцеловала нескольких человек, которых знала в лицо, а Дикси проводила ее до двери. Ребенок, пристегнутый лямками к груди матери, крепко спал, поэтому даже тогда подруги не смогли обняться на прощание и только обменялись обычными словами насчет будущей встречи («Да, мы должны, уже давно пора»), а потом Лидия неожиданно оказалась на мостовой в Кэмдэн-Тауне.

Она посмотрела на окно квартиры и увидела оживленное движение людей, движение жизни. Мир прекрасно обходился без Лидии. Она была своим злейшим врагом. Потом она провела субботний вечер в пустом доме и с тех пор не разговаривала с Дикси. Иногда Лидии казалось, что Дикси сердится на нее за нежелание подержать ребенка на руках, за ранний уход, за хмурую необщительность, за то, что Лидия так долго не выходит на связь… но чем дольше тянулась эта разобщенность, тем меньше Лидии хотелось навести мосты. А теперь ее вдруг пригласили на ужин. Настроение немного улучшилось от этой перспективы. Она слишком долго жила внутри себя. Единственными светлыми пятнами были встречи с Бендиксом и удовлетворение от необычной дружбы с оттенком флирта, которая сложилось между ними после откровенного разговора несколько недель назад.

Лидия ответила почти мгновенно: «С удовольствием. В какое время и что мне принести?»

«В 20.00, когда мы уложим ребенка. И принеси чего-нибудь шипучего». (смайлик)

Поэтому следующим вечером она надела длинное пальто от пронизывающего ветра и пришла к Дикси, прижимая к груди сумку с двумя бутылками «Боллинджера»[23]. Она знала, что Дикси имела в виду просекко, обычное шампанское или бутылку дешевого игристого вина, но понимала, что куча денег на ее банковском счете не приносит радости никому, и прежде всего ей самой. Поэтому Лидия испытала дрожь удовольствия, когда две бутылки с легким звоном легли на стойку и кассирша сказала: «Девяносто восемь фунтов, пожалуйста».

Лидия втайне порадовалась, когда узнала, что общительного Клемма нет дома; хотя она хорошо относилась к нему, это был важный вечер для нее и Дикси. И ребенка нигде не было видно.

– Ого, «Болли»! – сказала Дикси, принявшая сумку из рук Лидии. – Ты просто чокнутая!

– Ну, я подумала, что мы еще как следует не отпраздновали рождение малышки…

– Если не считать той вечеринки, которую мы устроили три недели назад? С шампанским, воздушными шариками и всем остальным?

– Да, пожалуй.