Имидж старой девы - Елена Арсеньева

Из бездн памяти, как пишут в романах. Вспоминаю, что этупесенку я выбренькивала одним пальцем на фортепьяно, когда по настояниюмаменьки таскалась в музыкальную школу. Это был такой ужас… Одно из самыхкошмарных впечатлений детства. Мне было нестерпимо скучно, я бояласьучительницы, которую раздражала своей музыкальной тупостью, мамани боялась додрожи, потому что, увидев хилый трояк в моем дневнике, она принималась кричать,ругаться, а иногда и отвешивала оплеуху или награждала нерадивую дочкуподзатыльником.

– Не мучай ты ребенка, – помнится, говорила тетя Эля, мояненаглядная королева Элинор. – Ну не ее это дело – музыка, неужели ты непонимаешь?! Не ее.

– А что – ее? – с презрением смотрела на меня мама. – Да онапросто лентяйка! Лень раньше ее родилась. Спит на ходу. Ей бы только книжкичитать, больше ничего не нужно. Толстая, неуклюжая. Бестолковая! Вон у людейдети играют на музыкальных инструментах, занимаются гимнастикой, танцуют вбалетных кружках…

– Но ведь они не родились такими, – пыталась успокоить ееЭлинор. – Они этому учатся с раннего детства. А у тебя девочка только месяцмузыкой занимается, а ты уже хочешь, чтобы она играла Первый концертЧайковского для фортепьяно с оркестром.

– Всего месяц! – перебивала мама. – Целый месяц! И ничего,никакого результата, даже элементарной песенки не может подобрать:трам-пам-пам! Приходят ко мне гости, я думала: ребенок садится за пианино,играет, все поют, всем весело… Чувствую, все это были напрасные мечтания. Зрястолько деньжищ на инструмент выкинула.

– Валентина, погоди, все еще будет, – увещевала Элинор. –Девочка просто не такая, как все. Она вроде меня, пойми. Позднее зажигание!Повзрослеет позже, в разум войдет позже, но потом ты ее не остановишь. Зато онапрочитала уже сейчас книг в десятки раз больше, чем все ее ровесники. Это жетоже развитие и образование, как ты не понимаешь?!

– Нет, правильно говорил ее отец: ни слуха, ни голоса,тратить на нее время бессмысленно! – твердила мама, которая, как всегда,слышала только себя и заводилась от собственных эмоций еще сильнее.

«Так вот в чем дело! – смекнула я. – Вот в чем дело! Она всееще никак не может простить отца, который ее бросил. И пытается доказать, чтоон ошибался. Во всем: и насчет ее, и насчет меня. А насчет меня он, наверное,был прав…»

– Черт, ну почему мне осталась именно эта плакса! Не вой! –выкрикнула в ярости мама.

– Валентина! – резко обернулась к ней Элинор. – Замолчи!Замолчи сейчас же! Как ты смеешь…

Мама с ненавистью посмотрела на меня, на сестру – ивыскочила из комнаты.

Так мне впервые был дан намек … Конечно, я ничего не поняла,потому что и в самом деле плакала, громко всхлипывая. Да, я была плакса. Ну ичто? Мне так хотелось, чтобы меня жалели, любили, чтобы говорили, будто я самаяхорошая! Но мама меня не больно-то любила, это я рано усвоила. Я была не такая. Я не была в этом виновата, но винила себя. И хотя Элинор пыталась меняуспокоить и убедить, что все случается в свое время, я ей не очень-то верила.

Честно говоря, до сих пор не верю. Если бы я не взяла своюжизнь и жизнь сестрицы в свои руки, наверняка до сих пор пребывала бы в этомдурацком состоянии ожидания своего времени . А я начала подгонять наши жизни. Исмерть близняшки…

Интересно, за что я ее так ненавижу? Почему страстно хочуизбавиться от нее как можно скорей? Когда-то я так же страстно желалапознакомиться с ней, узнать поближе, проникнуться ее жизнью, стать ей близкой,самой близкой на свете, сделаться с ней буквально одним существом! Ведь мысестры, мы близнецы, мы родились практически одновременно, правда, она надвадцать минут раньше, но это не играет особой роли. Но потом я поняла, чтонельзя бросить свою собственную жизнь под ноги другому человеку, даже своейблизняшке. Я поняла, что снова должна стать собой. Но для этого надо отделатьсяот нее. Ведь она знает обо мне много, слишком много… все. Так же, как я о ней.Но вся разница в том, что она меня нисколько не боится. А вот я ее… боюсь!Очень! И больше всего потому, что не знаю, кого из нас двоих выберет Кирилл.

То есть в том-то и беда, что я знаю это слишком хорошо. Неменя! Не меня…

Перед ним многоцветная колибри и обыкновенная курица. И делосовершенно не во внешности, внешность тут вовсе ни при чем! Ладно, не курица,зря я, в самом деле, так себя унижаю. Не курица, а сизая голубка. Ну и кому онанужна, если рядом колибри?..

Оторвавшись от своих тягостных мыслей, кошу осторожнымвзглядом вниз и вижу, что Лизочкины глазки закрыты. Ну почему бы ребенку,который практически не спал ночью, не уснуть сейчас? Семь утра,пару-тройку-четверку часиков вполне можно придавить. Марине сегодня в универ кдвенадцати, так что мы все втроем и выспаться успеем, и накормить Лизонькуперед маминым уходом.

Спи, крошка! Спи, Христа ради!

Разумеется, стоит только так подумать, как ее веки начинаютдрожать. И я, опасаясь побеспокоить ее даже взглядом, опять уставилась в окно.Ох, насмотрелась я в него сегодня… Насмотрелась! Между прочим, тот компьютеропять проявлял свою индивидуальность. Опять на нем не было разноцветнойзаставки, опять беленькое окошечко мелькало на черном фоне в ритме танго, апотом засветился экран и по нему побежали строки. Быстро-быстро! Правда,сегодня я заметила еще красные вспышки, как будто некоторые части текста быливыделены.

Дурь, конечно. Кому бы их выделять? Сам компьютер читаетзагруженные в него файлы и отмечает особо интересные места?

Господи, да ведь все просто! Предельно просто! На ночьвключается антивирусная программа, вот и все дела. Правда, немного странно, чтоона включается только на одном компьютере, но это уж вовсе не мои проблемы.Наверное, тот клерк, который работает именно за ним, самый заботливый из всех.Если мне не изменяет память, за этим столом сидит такой высокий темноволосыйпарень в очках. Да, я ведь периодически качаюсь перед этим окошком и днем,поэтому нагляделась на всех сотрудников. Наверное, встречу на улице – нечаяннопоздороваюсь. Вот удивятся. А они мне почти как соседи: и немолодая пухленькаябрюнетка, и две практически неотличимые друг от дружки унылые блондинки, итолстяк с пышной седой шевелюрой, и тонкий, очень красивый парень испанскоготипа, который слегка напоминает мне Кирилла и на которого я смотрю с большимудовольствием, и долговязый вертлявый араб, брюнет в металлических очках идежурной синей водолазке, который как раз и сидит за этим самовольно работающимкомпьютером, и серьезная, немолодая, гладко причесанная, очень элегантная дама,очевидно, начальница, потому что я вижу ее то в этом кабинете, то в соседнем, ипри ее появлении все начинают как-то особенно суетиться.