Дневник невестки - Соня Дивицкая

– Ну, сделай что-нибудь!

Я схватила ребенка, швырнула в коляску и покатила на улицу. Обычно дети засыпают на свежем воздухе, но мой не сдался, и по аллейке вокруг учебного корпуса я везла орущую коляску. Пусть орет, я решила, мне все равно, я не знаю, что еще нужно сделать.

У центрального входа нашего факультета мне встретился профессор Тролль. Он заглянул в коляску и успокоил:

– Все в порядке. Ребенок родился на журфаке. У нас тут все такие.

И тут же напомнил:

– Завтра у нас семинар, третья пара. Постарайтесь не пропустить.

– Да, конечно, я постараюсь!

Я вспомнила, что так и не открыла второй том «Анны Карениной». Мне было некогда, учебная программа катилась за мной как снежный ком. Чтобы не терять время, я готовилась к семинарам на балконе. Выставляю коляску, дите засыпает, а я рядышком сижу на зеленом перевернутом ведре. Качаю коляску ногой и читаю как ненормальная с дикой скоростью конспекты тех лекций, которые мне пришлось пропустить.

Какой академический! Уйдешь в академ – и будешь учиться до пенсии. Нет, девушки, учебу я не бросила. Мне жутко повезло: мы с Антоном занимались в разные смены и с сыном сидели по очереди. Антон уходил к восьми и возвращался в два. В это время я была уже на старте, у меня начиналась первая пара. Мой факультет был рядом, за три минуты я успевала добежать из учебного корпуса в свою комнату, чтобы на перерыве покормить ребенка. Грудью, грудью, чем же еще… Мой сын ел по учебному расписанию, через каждую пару, раз в полтора часа. Я отдавала его Антону и неслась обратно на лекции, мне нужно было хорошо учиться, потому что троечникам стипендия не полагалась.

Через полгода, как и предупреждала меня свекровь, я протянула ноги. Свалилась с температурой, с тяжелым кашлем, но с приятной легкостью на душе. Совесть моя была чиста, я же не просто так на кровати валяюсь, меня сразил недуг – причина уважительная.

Мной овладел чудесный сон, явились бредовые фантазии. «А хорошо бы мотануть на море», – подумала я. Антон мне вызвал «Скорую», и к нам пришла молодая докторша с зеленым чемоданчиком.

Она смотрела по сторонам с опаской. Я не могла понять, а что уж так ее пугает в нашей комнатухе? Наверно, синтетический палас. Отвратительная дерюга грязно-синего цвета, я выбросила его при первой же возможности, но тогда не могла, должен же где-то ползать ребенок.

Докторша достала эту штуку, которой слушают больных. Я задрала промокшую рубашку.

– Тяжелый кашель, хрипы, – определила она и сразу предложила: – Стационар, обследование.

– Нет, не могу, – я испугалась, – у меня ребенок.

– А кто вас заставлял рожать так рано?

Мне показалось, что докторша обиделась. Ей было где-то тридцать с небольшим, но обручального кольца на пальце не имелось. Наверное, ей было интересно поговорить на эту тему, поэтому она и задавала странные вопросы.

– Вас что, насильно, что ли, гнали замуж?

– Нет, нас не гнали, – я прохрипела, – мы сами захотели.

– Иммунитет ослаблен… Чего ж вы дотянули до бронхита?

Я улыбнулась. В двадцать лет болеть не страшно. Я знала, что на третий день воскресну, других вариантов у меня нет.

Какое обследование? Какие лекарства? Соседка Аллочка мне притащила кружку меда, Антон купил в аптеке пачку чая из ромашки и для повышения эффективности народного средства сказал, что в понедельник у него защита. Намек я поняла, замужним девушкам больше недели болеть не рекомендуется. Я выздоровела даже раньше, в воскресенье наступило улучшение. С чудесным исцелением, как обычно, помогла моя родная мама.

Она приехала и снова начала активно удивляться:

– Опять у вас жрать нечего! Как ни открою холодильник – шаром покати!

Мать смоталась в магазин, приволокла печенки, уж не помню, свиной или говяжьей, и кинулась ее тушить у нас в предбаннике на плитке.

– Гемоглобин! – Она кричала. – Гемоглобин ни к черту у тебя! Думай о себе, дура!

Пока шипело и воняло на сковородке, мать сунула нос в нашу душевую и там обнаружила ведро. Это было мое любимое зеленое двенадцатилитровое ведро, на нем я любила сидеть на балконе. Оно оказалось доверху забито грязными ползунками. Памперсов, к вашему сведению, у бедных провинциальных студентов в девяносто восьмом еще не было.

А я и знать не знала ни про какие ползунки! Все три дня моей болезни хозяйством заведовал Антон. В это время очень некстати у нас отключили горячую воду, и он решил не возиться в холодной, а просто швырял испачканное бельишко в ведро. Это был именно тот вид грязи, который не позволяет отправить вещи сразу же в машинку, какашки нужно вытряхнуть, штаны прополоскать и только потом класть с чистой совестью в барабан. Короче, накопилось двенадцать литров. И мать моя еще раз безмерно удивилась.

– Ты для меня этот подарок приготовил? – она спросила зятя. – Или для нее?

Она вышла в комнату и указала пальцем на мою кровать.

– Ты посмотри! Она же мертвая лежит! А ты не можешь постирать за сыном грязные штаны! Конечно! Ручки пачкать ни к чему! Пусть служанка за тобой разгребает!

Антон промямлил ей туманную версию про отключение горячей воды.

– Я собирался постирать, – он говорил, – как раз сегодня обещали дать горячую…

– Спасибо, дорогой! – запела мама. – Спасибо тебе огромное! За это ведро говна!

Антон не отвечал, он взял ребенка и вместе с ним лег на кровать. Они свернулись, как два несчастных котика, а мама ушла стирать в душевую. Иногда она выглядывала. И кричала:

– Купчишка! Ты купчишка! Привыкли всех эксплуатировать! Она тебе жена, а не служанка!

Я сразу почувствовала резкое улучшение, мне даже захотелось встать и посмотреть на это несчастное ведро. Я начала кидать все то, что мать прополоскала, в стиральную машинку.

– Смотри, – ей говорю, – как просто. Ставим девяносто градусов, нажимаем кнопочку… и все, орать не надо.

Но мать моя привыкла топать не по дорогам, а по оврагам. Она не обходила лужи, ей нравилось преодолевать их вплавь. Негативное мышление было ее тайной страстью, поэтому не стоило ждать, что она пропустит это зеленое ведро. Она перестирала ползунки, последние штаны швырнула смачно в железный поддон и объявила:

– Все! До свиданья! Живите как хотите!