Зверь, именуемый Кот - Нани Кроноцкая

Муля задрала длинный рукав просторной шелковой блузки, обнажая изящные очень серебряные часы на запястье. Нажала на циферблат, что-то беззвучно ему прошептала, и оттуда ка-а-а-а-к полыхнуло, как жахнуло! Да веселеньким, алым таким фейерверком.

Соседи, наверное, вдруг все подумали, что мы тут решили отметить наш личный, китайский вполне новый год.

Я тихонько сползла с раскладного шезлонга и чаю себе налила. Ромашкового. Похоже, хваленые Антошкины нейролептики свое действие исчерпали.

— Нифига себе сила! — голос Абрамова как-то вдруг разом осип. — А у меня два вопроса к вам, дамы: как у Лели, известной нашей тихони, сейчас получилось не помереть, и кому она так помешала?

19. Открытия

Я так и осталась не умершей. Спустя час, два три, до утра.

Антошка тихо входил, взволнованно щупал мой лоб, измерял даже давление. От замеров температуры я гордо отбилась. Тепленькая, и чудесно.

Мне доходчиво объяснили: произошедшее тут — невозможно. Нет средств противодействия самому страшному из проклятий, известному человечеству. Все равно, что пытаться отбиться зонтиком от грозы. Смешно? А у меня получилось.

О том, кто автор этого “чуда природы” не было нужды и догадываться. Даже молодая, очень слабенькая и сильно беременная ведьма-самоучка Муля поняла это доподлинно: такого рода “подарки” по силам лишь самым могущественным порождениям Тьмы.

То есть — демонам. Причем, как их называют “великим”. Кроме того, Муля что-то еще говорила о всяких лицензиях и законах. И страшной редкости демонов, как таковых. Я счастье имела познакомиться лишь с одним. Одной. Это Бог меня миловал, очевидно. Толпы я бы точно не выдержала.

“Как”, мы тоже узнали довольно быстро. Это был мой телефон. Я случайно заметила в списке контактов один незнакомый, в очередной раз прильнув к нему и зависла, мучительно пытаясь вспомнить заказчицу “Леночку Г”.

Ровно до тех пор, пока бдительная моя подруга не забрала аппарат, бросив один только беглый взгляд на контакты. А после, очень громко шипя и ругаясь, Муля швырнула его прямо в пламя пылающего очага. Я знаю теперь, как горят телефоны в кострах. Я теперь многое видела…

— Муля, да ты рехнулась! Там же… — я чуть сама за ним в пламя не прыгнула. Этот недорогой аппаратик оставался единственным шансом на связь, самой последней надеждой. Глупейшей, но все же.

— Рехнулась тут исключительно ты! Только не говори мне, что контакты в облако не привязаны и не синхронизированы. А кстати… это надо будет проверить и там все почистить. И не реви, как белуга, симку ты восстановишь. Эта су…, су… суперменка тебе “милый” ключик оставила. Для надежности. Точно знала, что ты обязательно схватишься за телефон и будешь искать там его сообщения. Все очень четко рассчитано, мастерские. Сказано — демон.

— Муля все это мне говорила, а я слепо пялилась на нее. И совсем не ревела. Слезы сами по себе как-то капали. В происходившее здесь со мной все еще как-то не верилось. Сознание человека пластично, конечно, и я не удивлялась почти ничему. Уже.

Но вспомнилось отчего-то некстати, как моя Елизавета бабушка рассказывала о начале Войны. Они все тогда тоже не верили, бежали под бомбежкой на поезд и не верили. Она была маленькой очень, ее мама несла на руках, приговаривая: “Этого быть просто не может. Невозможно, я завтра проснусь, и все будет уже хорошо!”

Так и я. Моя война персональная началась там, в гостиничном номере. Или нет… Кстати…

— Муль. А ведь было еще кое-что. Я рассказать не успела. Или забыла. — виски дико ломило, но воспоминание бабушки вдруг меня сильно встряхнуло. И подсушило глаза.

Я не буду простым пехотинцем на этой войне. И жертвой точно не буду. Раз уж выжила, — не дождетесь. Теперь мой ход, дорогие.

— Выкладывай живо, Кисуля. — и подружка моя ухмыльнулась.

Да, в школе для них я была Лелькой, и Королькой. А теперь… нда. Все в этом мире меняется, кроме разбойницы Мули.

И я все ей “выложила”. И про нападение в подворотне, и про спасение расчудеснейшее свое. И даже про зверя. Смущаясь, сбиваясь, без интимных подробностей. Как увидела татуировку на спине у Кота (тут подруга громко присвистнула), и что было потом. Как он мне сопротивляться пытался. А я… Вот. Замуж вышла.

— Знаешь. — Муля мудро дала мне несколько минут помолчать, снова налила чай ромашковый, и только потом разговор наш продолжила. — Есть одно у меня логическое соображение… Совершенно немыслимое. Но я общих правил особо не знаю, мне наверное даже проще.

— Ты сейчас ведь о Марке? — Мои мысли-то все были там.

— Лель, ну что мне за дело до твоих бедных любовников? Даже если мужей. Я о тебе. Кажется мне все решительнее, что плюшечка наша Илона тоже не совсем человек…

Здрасьте. Приехали, граждане, просим всех пассажиров покинуть купе.

Ребятки успели уже просветить меня в тонкости нового мира. Удивило меня только то, что все бредни сказочников и писателей — фентезийников оказались реальностью.

Хотя, если сильно подумать, то не было в этом вообще ничего удивительного: работа с “окном Овертона” во всей своей многоликой красе. Скорее всего, очень скоро иные заявят о своем существовании в этой реальности. И никто уже не удивится. Я лишь тому яркий пример.

— Муль. Ну какая из меня эта… иная? Я волос своих без разрушений и жертв причесать не могу. В моей жизни чудес не бывает! — споткнулась об ироничный взгляд некоторых и осеклась. — Ну. Почти.

— Я к сожалению, очень так себе ведьмочка, и тебя протестировать не смогу. Хотя, если моя догадка верна, то даже самые могущественные из иных этого сделать не смогут. Хотя есть пара идей. А! К слову сказать: скажи, Лель, какого цвета крыша у нашего дома?

Она просияла, как яркий фонарик, даже немножко подпрыгнула.

Я удивилась. Муля — дальтоник? Так они вроде мальчиками должны быть…

— Красная, Маш, что за глупости! Точней, темно-красная.

— Вот! — теперь она точно подпрыгнула на ноги, покатилась вокруг меня быстреньким колобком. — Я так и думала! Антошка!

— Да тут я, тут! Синяя она, синяя. И что ты надумала, милая? Чувствую я что-то неладное. Колись, давай, Маш. Обещаю почти не орать.

Завтракать у садового очага было странно, но очень уютно. Покрытые утренней росой кусты, остатки ночного тумана, высокое северное солнце, сверкающее бликами на тяжелых гроздьях поздней персидской сирени.

Антошка принес широченный поднос с