Мы не твои. Том2 - Элен Блио

class="p1">Не вижу… Почему эти слова снова вызывают укол в сердце?

Что со мной сегодня такое?

- Я тут.

- Расскажи что-нибудь. Как ты память потеряла? Совсем ничего не помнишь?

- Помню. Детство помню. Маму и папу. Море. Косички.

- Косички?

- Да. Такие, знаешь… плетут девчонкам на курортах.

- А дальше почему не помнишь?

- Никто не знает. Доктор говорит – вспомню. Но когда я начинаю пытаться – голова болит. Он запретил вспоминать. Вот, жду…

- Чего ждешь?

Хочу сказать, что жду, когда маленький родится, но не говорю.

- Жду, когда вспомню. Все, процедуры на сегодня окончены. Спокойной вам ночи, Вячеслав.

- Ты куда? Не уходи, Надя…

- Я не Надя. Меня тут зовут Вера. И… - нет, не хочу говорить, не буду. Зачем ему знать, что я Воробушек?

Ночь неспокойная. Долго не могу заснуть. Почему-то хочется плакать.

И еще… Хочется завтра узнать у этого парня про ту Надежду, которую он думал, что любит. Не знаю почему.

Ну и что, что она была беременная? Это совпадение.

И вообще…

Утром узнаю, что парня хотят перевезти в другую клинику, в его родной город, соседний Рудник.

Жаль, что я скорее всего не успею с ним поговорить. Приезжает та самая комиссия, которую боится вся клиника. Кроме нашего Дудуляна. Он не боится, и мы тоже не боимся.

Меня ставят на пост, Олег Борисович говорит, чтобы я улыбалась.

- Но животом сильно не свети!

- Да было бы чем светить! Седьмой месяц, а я как будто шашлыка на праздники переела!

- Глупая, нормальный живот у тебя. И хорошо, что небольшой.

Слышим звук лифта, шум в коридоре – шаги, явно комиссия большая.

Улыбаюсь широко, когда вижу первых гостей – хотя не знаю, уместно ли называть их гостями.

- Доброе утро. – приветствую всех, останавливая взгляд на том, в ком подозреваю самого главного. Почему-то увидев меня, он меняется в лице.

- Надя! Надюшка, как ты сюда попала?

Глава 25

Прихожу в себя в палате.

Опять. Почему-то мне кажется, что все это со мной уже было. Ну да, только тогда я была вся переломанная, мне было больно, и голова постоянно кружилась.

И как же хорошо, что я успела сказать о ребенке! Это мне уже потом моя гинеколог объяснила. Могли меня вычистить молча, сказали бы, что я малыша потеряла. Ну или пришлось бы вычистить – если бы препараты вводили какие-нибудь серьезные.

Мне тогда повезло. И моему малышу тоже.

Открываю глаза и вижу того самого, главного из комиссии.

- Надюша, как ты?

- Нор… нормально.

- Ты меня не узнаешь?

- Узнаю.

Понимаю, что действительно узнаю. Это мой отчим, муж моей мамы. Мамы, которая умерла. И папа мой тоже умер. Сначала он. Он погиб в больнице, при пожаре. Мама его очень любила. Мы обе очень любили папу.

А потом у мамы появился Леонид…

Дальше вспоминать больно, я не могу, прикрываю веки, сглатываю, во рту горечь. Лёля подскакивает, подает мне чашку с водой, я улыбаюсь ей с благодарностью.

Леонид рассматривает меня, потом берет за руку, говорит глухим голосом. Я понимаю, что он потрясен, и моим состоянием, и тем, что вот так нашел меня тут.

- Твой врач сказал, что у тебя посттравматическая амнезия.

- Да. Амнезия. Я… я ничего не помнила. Вернее, помнила детство, маму с папой, лет до двенадцати, наверное, помнила. А потом… провал. Только…

- Что?

- Она говорила, что ее Воробушком звали. Ой, простите. – это Лёлька вмешивается, потом смущенно прикрывает рот ладошкой, она стоит рядом с моим доктором, Олегом Борисовичем, глаза красные – плакала, конечно, из-за меня.

- Воробушек, точно. У неё фамилия Воробьева. Надежда Николаевна Воробьева.

- Надежда…

Вспоминаю, как вчера назвала именно это имя, когда говорила по телефону.

«Надежда - мой компас земной»…

Воспоминания накатывают как цунами, с сумасшедшей скоростью.

Палата, пациент с повязкой на глазах и шрамами на лице. Я знаю, что он очень красивый… когда первый раз вижу его у меня сердце ёкает, и как-то странно болит в груди. И еще я дрожу вся.

А он… Он грубит, злится, ёрничает, наглеет.

- Жги. Но учти. Опять мне руку разворотишь – больше никогда, ни в какой больнице работать не будешь. Ясно тебе, компас?

Грозит, а мне почему-то смешно, весело, наверное, такая защитная реакция у меня…И забавно то, что он меня назвал «компас». Нет, конечно меня так уже называли! Как же? Надежда - мой компас земной, даже папа иногда так шутил…

- Весело тебе?

- Нет, просто… интересно, почему компас?

- Если не знаешь – твои проблемы.

Снова старается быть грубым, показать, что у него характер не сахар и шутить с ним не стоит. А я и не собиралась шутить, просто делала свою работу, ставила капельницу и все.

- Я знаю. Это из песни. Мне часто поют. Я просто думала…

- Думала? А ты умеешь?

- Думала, что вы не знаете,

Да, мне тогда любопытно было, откуда этот мажор может знать песню о Надежде? А он, оказывается, знал. И не только это знал…

Он. Мажор-инвалид с жутким характером. Парень, в которого я влюбилась как сумасшедшая. Мужчина, который стал моим первым. Который, как я думала, тоже меня любил… Отец моего малыша.

Ильяс. Ильяс Умаров. Мой… горец. Вернее, не мой. Я видела его с другой девушкой.

Я не успела сказать, что жду ребенка.

Кладу руку на живот, словно стараясь проверить, на месте ли моё сокровище.

Леонид тоже смотрит на мой живот.

- Надюша, ты… Господи, ты прости, что я тебя не искал. Но… Товий мне сказал, что ты уехала домой, в родной город, и…

Да, я вспоминаю, что я уехала. И… почему я уехала.

Ильяс меня прогнал. И я решила, что так будет лучше.

- Надюша, не волнуйся, теперь все будет хорошо, ты все вспомнишь. Сегодня тебе лучше остаться тут, в палате, я сейчас закончу обход и вернусь.

Палата. Обход. Комиссия. Значит, Леонид из той самой комиссии…

- У нас очень хорошее отделение, вам понравится! – улыбаюсь, а он жмет мне руку, встает, поворачивается к Лёле и Олегу Борисовичу.

- Наде нужен отдых, можете посмотреть, чтобы ее не беспокоили, - он обращается к моей подруге, которая кивает быстро-быстро, я понимаю, что ей не терпится остаться со мной наедине, чтобы засыпать вопросами, -