Невольница: его проклятие - Лика Семенова

Я не стану с ней жить — она это понимает, просто не может смириться. А Тенал… он любит дочь и идет на поводу. Если пытаться договориться — то разумнее с ним. И если есть хотя бы шанс — я попробую.

Ларисс повел бровями:

— Как я понимаю, Вирея уже в пути?

Я кивнул. Увы, мчится впереди багажа.

Брат облокотился о столешницу и подпер рукой темную щеку, будто приготовился слушать самые сальные сплетни:

— Значит, и в постель к ней залезешь?

— Этого не будет.

Ларисс вновь покачал головой, прищелкивая языком:

— К счастью, не мне с ней спать… Значит, и не мне зарекаться. Но ты перечеркнул все мои труды — это печалит.

— Ты знаешь, что нужно делать при взятии заложников?

Это удивительно, но Ларисс казался озадаченным. Сегодня многое казалось непривычным. Он молчал, лишь вопросительно смотрел.

— Тянуть время до появления силовых подразделений и выполнять все требования террористов. Так гласят инструкции.

— Значит, инструкции… — Ларисс сально улыбнулся.

— Я тяну время.

Ларисс повел бровями:

— Хорошо, может, это правильно. Но что потом? Почему ты никогда не думаешь о последствиях?

Я вновь закурил: дерьмовый разговор. Теперь он старается меня уколоть. Потому что я начал возражать. Твою мать… я был слеп.

Ларисс снисходительно посмотрел на меня:

— Вирея не дура. Первым делом она покажется при дворе в качестве супруги Великого Сенатора, и потом ты вывезешь ее отсюда только трупом. Все. Иного не дано. Она вцепится мертвой хваткой. Вот она — твоя хваленая военная тактика.

— Я расставил приоритеты.

Он подскочил и начал маячить из стороны в сторону перед столом, заложив руки за спину. Поджимал губы.

— Раньше ты не был жестче.

— Раньше все было иначе.

Он прав, черт возьми. Я сам это отчетливо замечал. Все началось тогда, когда к холодному расчету примешалось нечто иное. Незнакомое. Я просто не понимал, что с этим делать. Это нечто не укладывалось в простую логику солдата, игнорировало приказы и будило сомнения. Это нечто мучило меня, и я думал, что все встанет на свои места, как только я загоню ситуацию в привычные рамки — в рамки казармы, где беспрекословно подчиняются приказам. В рамки черно-белых понятий. Но она не была ни моим солдатом, ни моей наложницей. Она не была черно-белой. Я разъярялся снова и снова, и только вновь потеряв, понял, что жизнь — это не казарма. Я еще не знаю, как поступить, но знаю лишь одно: решение должен принять я сам. Не по указке, не в приступе гнева, не под давлением. Взвешенно и осознанно. Но для этого ее нужно вернуть. Живой и невредимой.

Глава 34

— Что с тобой? Ты, часом, не болен, де Во?

Я постарался принять самый благообразный вид. Я позволил себе отвлечься, потому что могу думать только об одном. Это недопустимо.

Пирам изменился. Я чувствовал это, и теперь все время боялся сделать или сказать что-то не то. Из капризного вздорного мальчишки он вдруг превратился в фигуру, внушающую опасения. Теперь язык не повернется назвать его мальчишкой. И я должен быть начеку. Все время начеку. Я так рвался наверх, а теперь, достигнув самой вершины, не чувствовал долгожданного удовлетворения. Все не то, или я стал другим. Я все время думаю о ней. Засыпаю и просыпаюсь. Даже при обсуждении государственных дел я отвлекаюсь лишь на короткие мгновения.

Я посмотрел на Пирама и выдавил улыбку:

— К счастью, я здоров, ваше величество.

— Тогда отчего такое постное лицо? Из-за возвращения жены? Тогда к чему ее возвращать? Ты в своем праве.

— Обстоятельства изменились, ваше величество.

Пирам не утратил старой привычки — любил обсасывать сальные сплетни. Особенно из личной жизни своих придворных.

Мое решение казалось ему забавным. Жаль, что не могу посмеяться вместе с ним.

— Признаться, я полагал, что ты намереваешься избавиться от нее. Почему ты не просил развода у моего отца — понятно, но что мешает сейчас?

Я кивнул:

— Есть причины, ваше величество.

В глазах Пирама загорелось любопытство:

— Какие же?

— Не смею утомлять вас пустяками, ваше величество.

— Брось, — Пирам заговорщицки улыбнулся и закинул ногу на ногу. — Подобные разговоры напоминают мне о прежних временах. Черт возьми, готов поспорить, что ты тоже устал. Ну? Давай, как прежде: напьемся до одури. Горанский спирт, девки! Ну! Забудь на время, что я Император.

Он махнул рукой, разбрасывая по столу карты протоколов советов и заседаний сената, которые были сложены аккуратной стопкой:

— Сколько времени? — он посмотрел на часы, поднял брови. — Мы сидим здесь пять часов, если ты не заметил. И даже не обедали. Октус никогда не высиживал с отцом больше пары часов.

— Если бы вы собрали малый совет, дело пошло бы быстрее.

Он покачал головой:

— Ну, нет… Меня, точно так же, как и тебя, рассматривают под лупой. Ищут великие изъяны в отпрыске одного из величайших Императоров. Разумнее сначала обсудить все это с тобой, прежде чем очаровывать глупостью малый совет.

— Вы хотите очаровать его нашей совместной глупостью?

Идиотская вышла шутка… О да… Фабий недооценивал сына. А тот умом пошел в обожаемого дядю хоть и старательно разыгрывал из себя простака. Может, не феноменально хитрый, как мой брат, но, однозначно, осторожный. Черт возьми, я сам за все время не сумел верно разгадать его.

— Так что ты скажешь? О Лигур-Аас?

Я покачал головой:

— Боюсь, большее промедление уже будет нежелательно — нам перестанут верить. И по восшествию на престол такой жест будет выглядеть понятнее и уместнее. Обещания придется выполнять, если вы цените свое слово.

Пирам скривился:

— Шесть лет… Разве не срок?

— Дело не в сроке, ваше величество. Дело в терпении известного лица. Вы заняли трон и… конечно, он ждет скорых действий. Как и обещали. Ему слишком много наобещали. Если бы не ваш дядя…

— Октус с молчаливого согласия моего отца сделал фатальную ошибку, пытаясь убить его. Жаль, не вышло… Впрочем, лигур сам слишком демонстративно кусался. Октус не простил осады в Змеином кольце. Сам я не буду делать таких попыток. Будем считать, что судьба вынесла свой вердикт. Все же, мы должны сохранять хотя бы некое подобие чести.

— Подобия чести не бывает, ваше величество. Честь либо есть, либо ее нет.

Пирам пытливо посмотрел на меня, и молчал, кивая и шаря взглядом по полу.

— Ты говоришь, как солдат.

— Я и есть солдат.

— Кто из нас без греха?

Я покачал головой:

— Семья — это святое.

— Ты бы не смог? — Пирам заинтересованно прищурился. — Скажем, убить брата?

Я сосредоточенно смотрел