Бойся мяу - Матвей Юджиновский

мы просто… зашли проведать. Пойдем сейчас сено ворошить, – поспешил сменить тему Женька и положил руку на плечо брату.

– Вот как? Ох, я помню, ненавидел ворошить сено… А косить любил. Или… наоборот? – Он замолчал, пламя сжалось до семечка.

– Мы, наверно… – начал Женя.

Но голос не заметил:

– Кажется, я не любил ни косить, ни ворошить. Помню, пойдет дождь – всё, думаю, вилы сегодня в руки не возьму. Видел уже Черного Мяука?

– А? – единственное, что вырвалось у Жени, настолько неожиданный был вопрос.

– Футболку сжег? Его силы крепнут.

– Нет, но… но… А почему я?

Женек не вспоминал про загадочного Мяука ни разу, не думал о нем, поэтому, на самом деле, знать не знал, видел ли он его. И уж тем более не догадался сжечь футболку. Только теперь, в этот момент, какой-то дрожью вкралась мысль – так это, похоже, не шутка.

– Ты – чужак в его краю. – Воротник пальто приподнялся, плечи расширились, подлетели, рукава подались вперед. Он словно навис, а затем прыгающий огонек приблизился. – Он чует такое сразу, как паук – мошку, позарившуюся на его паутину.

Сашка смотрел заворожено. И будто забыл, что надо бояться.

– Но я же… не один, да… не единственный, наверно, приехал в гости, – Женька разозлился такой несправедливости, но прозвучало это, скорее, как мольба – а вдруг ошибка, вдруг есть чужаки и почужачей его?

– Не каждый его увидит, такие ему не интересны. А вот чужака, осмелившегося заглянуть к нему в гости, он ждал очень давно. И скоро будет готов… – Человек-Пальто осекся, и рукав тихо опустился Женьку на плечо. – Но ты же помнишь: ты не должен бояться и…

– И оставаться один, – закончил Женя. Удивительно – он помнил.

– Точно. – Пальто вернулось назад, ужалось. – Сожги футболку.

И огонек погас.

– Но кто он? Как… как выглядит? – бросил Женек во тьму.

С ее глубин отозвалось:

– Ну, знаешь, здесь темно, а он черный.

Затем глубины пропали, и Женя явственно ощутил тесноту стен и сваленного хлама. Он подтолкнул Сашку:

– Пошли, а то мама твоя будет ругаться.

Женек сидел в зале и смотрел телевизор. Залез на кресло с ногами и пытался вникнуть в футбольный матч. Получалось плохо – только спустя десять минут он понял, что это повтор, и вспомнил про дни перерыва перед четвертьфиналами. После этого вообще перестал следить за игрой. Комментаторов слышал лишь обрывками из-за гомона сестер, игравших в карты на диване рядом. Зато ничто не заглушало собственных мыслей и слов Человека-Пальто, звучавших в голове.

Как и где он может сжечь футболку? Закинуть в печь? Стащить коробок спичек и найти укромный закуток на улице? А потом мама обязательно скажет – где эта самая футболка? Да и ладно с этой рваной майкой, но вот что он непонятному Мяуку сделал такого?

Сашка молчал в соседнем кресле. Еще на кухне Женька наказал ему никому ничего не говорить. Во-первых, все равно не поверят. А если поверят, то накажут. Это уже во-вторых. В-третьих, он сам, кажется, еще не верил.

– Слышал, нас сегодня забирают сено ворошить? – окликнула его Катя, за пару секунд до этого выскочившая довольная из игры, когда ей подмастили.

– Сколько же там сена, кошмар! – Женек вспомнил маму, которая была до чулана, и огорчился еще сильнее.

Кроме Катюхи, на диване, который был разложен, резались в «дурака» Оля, Лариса и Таня. С ним вместе – пятеро. Действительно, сена, похоже, целый луг.

– Зато вместе, – возразила Оля, размешивая карты.

– Зято вмести, – вырвалось у Жени.

– Офигел? – удивилась она и метнула в него грозный взгляд.

Он хорошо знал эти «гляделки»: они упирались в него, когда он не слушался, или мусорил дома и пачкал пол, или не затыкался и нес свою обычную чушь. И значили они что-то вроде «Почему ты такой идиот?!»

Однако на лицах ее секунданток мелькнули улыбки, и он подумал – не офигел ли в самом деле? Серьезно? Прямо вот так надо огорчаться? Тут же вся тревога и озабоченность спали, и Женька глупо улыбнулся.

Оля на миг закатила глаза, махнула головой и стала раздавать карты. На втором круге прервалась и, уставившись в окно, пробурчала:

– Хотя да, вообще не хочется куда-то идти и торчать там под палящим солнцем.

И продолжила раздачу.

– В деревне всегда так, дел по горло, – отозвалась Таня, разглядывая и переставляя карты.

– Козырь – буби, – объявила Оля.

И Катька возмутилась:

– Опять?!

Женя усмехнулся: он сидел позади и потому видел, что красных ромбиков у нее полно. Дома они часто играли в «дурака» с родителями, только по парам, и с сестрой у них была настоящая система пальцевых обозначений достоинства карт. Но главному они так до сих пор не научились – следить, какие карты уходят, а какие, соответственно, остаются на руках.

Кто действительно мог не переживать о луге, полном сена, так это Сашка – пока мал, да и аллергия. Он об этом и не задумывался, сидел рядом и смотрел мультики. И когда только успел переключить?

«Вот бы и у меня была аллергия, – мелькнуло в Женькиной голове. – К сену бы не прикасался, а может, и в чулан бы не сунулся! Был бы счастливейшим мальчишкой на свете». Стал прикидывать, от чего еще такого неприятного избавила бы аллергия – от вытряхивания ковриков, чтения старых книг, ношения шерстяного свитера. Потом дерзкая мысль дошла до конфет и тортиков, и он помрачнел. А когда понял вдруг, что его, задыхающегося и чешущегося, могут не взять в футбольную команду, так вообще плюнул через плечо и постучал по ручке кресла.

Катя тем временем раскидала все свои козыри и вышла из игры. Забралась на подоконник и задрала голову:

– Да-а, и ни одного облачка.

– Загорать будем, зачем тебе тучи? – пошутила Лариса, с бледными руками и ногами и красным обгоревшим носом.

– Мы же ворошить собрались, чтобы сено что? Высохло… А если дождь?.. – Катька, наоборот, не шутила.

«Точно!» – подумал Женек, вспомнив слова Человека-Пальто. Не про Мяука, которые хотелось забыть, – другие.

Он подошел к соседнему окошку. Створки были распахнуты, а подоконник нагрет. С бледно-голубого неба метило в глаза добела раскаленное солнце. Отмотав время назад, Женька понял – дождь пропал после их приезда. Он помнил грозу и не единой капли после.

– Будешь играть? – спросила Оля, собирая карты.

Он кивнул. Сестры задвигались, прижимаясь и освобождая место. Он мотнул головой, глянув на часы. Двадцать восемь минут до выгона на плантацию. Вздохнув, забрался на диван.

– Если дождь будет лить вечно, случится потоп, – сказала вдруг Таня, когда