Минное поле политики - Евгений Максимович Примаков
Шрифт:
Интервал:
Прилетел в Москву окрыленный успехом. Однако для личного доклада меня Горбачев не вызвал. Он позвонил по телефону и, не спросив ни слова о результатах поездки, предложил в условиях ликвидации Совета безопасности стать его советником по внешнеэкономическим вопросам. Я понимал, что мне «подыскивается место». Может быть, сказалась в какой-то степени и обида — предложение делалось как бы мимоходом, по телефону. Так или иначе, я ответил:
— Михаил Сергеевич, мне как-то уже надоело советовать.
— Тогда соглашайся на должность руководителя разведки, мне Бакатин говорил об этом.
— Хорошо, — с ходу, неожиданно даже для самого себя, ответил я.
Прошло несколько дней — никто не возвращался к этой теме. Бакатин позже мне объяснил причину. Тогда уже ни одно назначение на сколько-нибудь крупный государственный пост не проходило без Ельцина, который отдыхал на юге. Бакатин позвонил ему — Ельцин вначале колебался, но, по словам Вадима, он его уговорил.
Ельцин к этому времени знал меня неплохо. Будучи председателем Совета Союза, я отвечал за международную деятельность Верховного Совета. Он контактировал со мной в связи со своими зарубежными поездками в качестве депутата. Однажды, например, я передал ему, что его поездку в Бонн хотят использовать в антигорбачевских целях.
— Откуда вам это известно? — последовал вопрос.
— Об этом написал в телеграмме наш посол, могу вам показать.
— Не надо, — ответил Ельцин. — Я не поеду.
Я был против сталкивания лбами Горбачева и Ельцина. А это делали многие, причем с обеих сторон, и не думаю, что за этим стояли в тот период главным образом «идеологические мотивы». У меня не было никаких оснований считать, что Ельцин ко мне относится негативно, но причину его колебаний в связи с назначением руководителем внешней разведки я понимал — был в «команде Горбачева», не принадлежал к окружению Ельцина, а в то время на ведущие посты расставлялись люди, которые работали с ним раньше.
Так как разведка еще не была выведена из состава КГБ, то меня назначили начальником Первого главного управления (ПГУ) и одновременно первым заместителем председателя КГБ, а через месяц внешняя разведка получила организационную самостоятельность и стала называться Центральной службой разведки (ЦСР).
Так что пробыл первым заместителем председателя КГБ один месяц, но это отнюдь не мешает во всех моих биографических справках, опубликованных на Западе да и у нас, жирно подчеркивать, что я, дескать, вышел «из недр КГБ».
После ликвидации союзных органов власти Ельцин подписал указ о создании на базе ЦСР Службы внешней разведки России (СВР). Сразу же позвонил ему и задал далеко не праздный вопрос: кто будет осуществлять этот указ?
— Это не телефонный разговор, — ответил Ельцин. — Приходите, поговорим.
В назначенный срок был у Ельцина.
— Я вам доверяю, но в коллективе к вам относятся очень по-разному.
— Знаете, — отреагировал я, — если бы вы сказали, что не доверяете, разговор на этом бы и закончился. Но меня задело то, что вас информировали о плохом отношении ко мне в самой разведке. Признаюсь, я этого не чувствую, но нельзя исключить, что ошибаюсь.
— Хорошо, я встречусь с вашими заместителями.
— Некоторых уже подобрал я сам. Картина будет объективной, если вы встретитесь со всем руководством — это 40–50 человек.
В 10.40 в моем кабинете собрались руководители всех подразделений СВР. Глава государства впервые за всю историю приехал в разведку. Причину приезда узнали не заранее, а от самого Ельцина. Повторив, что он не имеет никаких оснований для недоверия, даже заметив, что «Примаков — один из немногих в Политбюро, которые не делали мне гадостей», Ельцин сказал:
— Вы, разведчики, — смелые люди, поэтому я жду откровенных оценок вашего руководителя.
Выступили 12 человек, и все без исключения в пользу моего назначения директором СВР.
Ельцин достал из кожаной папки и тут же подписал указ, добавив:
— У меня был заготовлен указ и на другого человека, но теперь его фамилии я не назову.
Провожая президента, в лифте я сказал ему:
— Вы сняли огромный груз с моих плеч, назначив меня через такую процедуру.
Ни к источникам его информации обо мне, ни к фигуре альтернативного кандидата мы никогда не возвращались во время наших в дальнейшем многочисленных встреч.
Итак, я — директор СВР.
Главная моя задача, как я ее понимал, заключалась в сохранении российской разведки. Прежде всего необходимо было стабилизировать положение в самой СВР. В ней сосредоточен цвет офицерского корпуса. В большинстве это интеллигентные, образованные люди, многие из них знают несколько иностранных языков, государственники по своему призванию и профессии. В то же время многие сотрудники были дезориентированы происходящими переменами, в том числе и разделением на части Комитета государственной безопасности, в котором прослужили уже не один год, а некоторые и не один десяток лет. И что самое неприятное — из разведки продолжали уходить, в основном молодые кадры. Главное, что их подталкивало к уходу, была неопределенность. В то же время хорошо подготовленных людей с удовольствием брали в коммерческие структуры, где платили намного больше.
ЦРУ и английская СИС направили в свои резидентуры указания использовать в максимальной степени нелегкую ситуацию в российских спецслужбах для установления связей с отдельными их представителями. Чтобы еще больше расшатать положение в спецслужбах России, ЦРУ и СИС стали менять тактику и в отношении ряда ранее завербованных сотрудников. Обычно предателей, вне зависимости от того, были ли они «добровольными заявителями»[10] или завербованы иностранной спецслужбой, пытались как можно дольше сохранять в виде «кротов» и лишь в случае угрозы провала вывозили в США, Англию, другие страны. Теперь, даже когда отдельных неразоблаченных предателей ждала перспективная работа, пренебрегая этим, подчас подталкивали их к бегству во время загранкомандировок.
В целом офицеры разведки были за демократические преобразования в стране. Однако многих возмущал искусственно раздуваемый настрой против КГБ. Грубо затаптывались традиции, всех мазали одной, черной краской. Некоторые «демократы» вообще предлагали не реорганизовать КГБ, а «закрыть» его, а всех сотрудников без разбора уволить.
Такой провокационный подход был неприемлем ни для сотрудников разведки, ни для меня самого. Мои новые коллеги не раз с болью говорили о том, что разведка больше, чем любая другая структура, пострадала в сталинские времена. В 1937-м были репрессированы,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!