Ольф. Книга вторая - Петр Ингвин

— Раскрывай.

В ожидании, чем все закончится, Руслан сложил руки на груди.

По примеру девушки я расстегнул молнию спальника до конца, и они превратились в подобия обычных одеял. Мы состыковывали застежки мягких квадратов между собой по трем сторонам. Через минуту на траве располагалась наилучшим образом устроенную постель — большой спальный мешок-конверт. Размерами он вполне подходил для троих. К раздеванию погода не располагала, и Света первой юркнула в уютное ложе. Снаружи остались полусапожки, а мою куртку, свернув в несколько раз, девушка положила общей подушкой под головы.

Разложенный между нодьей и экраном, спальник стал ковчегом Ноя посреди потопа. Руслан тоже разулся. Я замешкался, переступая с ноги на ногу: как теперь быть — после установленной договоренности? Между тем парень забрался к жене под крылышко.

— Ольф, говоришь? — фыркнул он. — Ну, раз Ольф, то Ольф.

Бесцеремонно сдвинув супругу в угол, он приподнял полог спальника со своей стороны:

— Прошу. Только, чур, не приставать, я не такой.

— Дурак! — внезапно взъярилась на него Света. — Набитый и самонадеянный. Кому нужно твое ревнивое позерство после его выигрыша? Теперь не ты здесь распоряжаешься, игрок хренов. Дораспоряжался.

Мощно толкнув уронившего челюсть мужа тазом, она оттеснила его в самый край и указала мне на освободившееся место рядом с собой:

— Ну?

Мои глаза искали ответа у рыжего сообщника, но он вдруг пожал плечами и самоустранился. Заиграется товарищ, ох, заиграется.

— Давай же! — убило мои сомнения подгоняющим тоном.

И я «дал».

В мгновение ока я оказался внутри, отчего Света еще сильнее притиснулась к мужу.

Казалось, что время остановилось. Может, правда, остановилось, не проверял. Лес вокруг отвердел до полной непроницаемости, сплошная стена нависла и отрезала от мира запертых на поляне случайных попутчиков. Мне было неловко до чертиков, конечности боялись пошевелиться. Руки вытянулись по швам, как у школьника на линейке, плечо, локоть и бедро уперлись в соседку. Даже Руслан ощущал мое неудобство через мягкого посредника.

Сказал — неудобство? Чушь собачья, я не был обижен судьбой. Близость одеревеневшей Светы не просто опаляла, а хирургическим ножом резала кожу на полоски и словно сигаретой прижигала каждый взвинченный нерв, что высунулся наружу и вопил «ну вот же я!» Я радовался повороту приключения и в то же время старался не забыть, чем закончилась похожая ситуация для Владлена. Руслан переживал. Света отсутствовала в этом мире — сейчас она напоминала технику, поставленную в режим ожидания. Никто не двигался. Три тела лежали на спинах, параллельными лазерами полосуя звездное небо. В стиснутую Свету упиралось все, что могло упираться, остальное просто прижималось. Ее практически выдавливало, как крем из тюбика. С этим препятствием Руслан справился без слов. Он развернулся к жене боком и чуть закинул ногу поверх, а его разрешающий жест побудил меня последовать примеру. И всем было понятно, что сделано это не от щедрот душевных, а исключительно для общего удобства. Поерзывая, я замкнул магический круг причащения к безумию. Оказавшаяся сверху рука не знала, куда податься. Везде либо нельзя, либо неудобно. После шумного выдоха, что свидетельствовал о некой борьбе, Руслан помог ей опуститься на живот жены.

— Да, — сказал он. — Можно.

«Что — да? Что — можно?!» — вспыхнуло в отворившихся прожекторах Светы. Они пронзили небо и, в конце концов, сошлись на муже: было непонятно, к кому относилось «Можно». Свету закоротило. Можно — что? Как?

«Я должна что-то сделать?!»

С переходом в горизонталь запас истерической смелости у нее закончился вместе с силами, тело обмякло, умудрившись при этом остаться остекленевше-каменным. Это воодушевило супруга.

— Успокойся, — тихо проговорил он в ее невидимое мне ушко. — Все хорошо.

Лежа впритирку, стиснутые обстоятельствами, но разъединенные многослойной защитой одежды, мы занимали весь объем спального мешка. Странно, а снаружи он казался безразмерным. Я понимал, что быть вот так вместе, ощущая чужое присутствие каждым вздохом, каждым движением — это максимум из того, что царица-ночь разрешит сегодня мне и бурлящим мыслям соседей. Надеюсь, понимал и Руслан, хотя в его глазах вновь появилась тревога. Не понимала только средняя часть трио, переполняясь ставшим до ужаса исполнимым желанием, воплощать в жизнь которое уже как бы и не стоило — ведь внутри ее разума наверняка все уже произошло. Даже если было неудобно, она за все деньги мира не пошевелилась бы, не двинулась бы с места, тем более — не повернулась бы боком. Куда?! Лицом ко мне? Что подумает муж? Лицом к нему? Сама? Вообще позор! Остановить сорвавшийся камнепад невозможно, а он сорвался и катится — по мыслям, по желаниям, по чувствам. Все вновь затихли. Теперь с нами говорило небо. Говорило молча, грозное и непреклонное. Заглядывая в лица вселенской пустотой, оно, непобедимое, необъяснимое и не вмещаемое разумом, выискивало в них ответы: как невозможное стало возможным?

Нужно что-то сказать, пока мозги не взорвались. Или пока кто-то не подумал что-то о другом, чего тот совершенно не думал. А если думал, то тем более.

— Пластиковые ножны как у тебя под курткой, — обратился я к Руслану, — где такие можно приобрести?

Спросил, как говорится, на черный день, который приходит в последнее время с регулярностью пригородной электрички. Заодно отвлекающая тема приглашала забыть об обстоятельствах, которые ее окружали. Взгляд парня поблагодарил, а голос довольно сообщил:

— Сам сделал.

Гм, память напомнила, что ножны выглядели категорически настоящими, ничем и нигде не выдающими самоделку. Пластик, металл, крепления, ремни — все выполнено на профессиональном уровне.

Сомнения отразились на лице. Руслан грустно вымолвил:

— Многие не верят, а все предельно просто. Купил лист кайдекса…

— Чего? — переспросил я. И тут же добавил: — Где?

— Материал специальный, в сети заказал. Ножны бывают разные, кому что нравится. Традиционные делаются из кожи и дерева. Еще хороши из кордуры…

Около моего лица блестели два бездонных озера лунного света. Такой же свет падал сверху — голубоватый, расплывчатый, нереальный. А внизу живот сочетался таинством с широким бедром, обернутым теплой упаковкой джинсов. Нога на ноге касалась ноги спутника… нет, соучастника — потому что в ответ его нога отступила, оставив мне больше волшебной территории, на которой я мог расположить уставшие после долгого марша войска. Это жгло не по-детски. От наслоения впечатлений перехватывало горло. В глазах упрямо высвечивалось заставкой перед невероятным кино: «А вдруг?!»

— Из кайдекса сначала делали только кобуры для пистолетов…

Я внимательно вслушивался. Света умирала от разности потенциалов воспринимаемого ухом и ощущаемого телом, но тоже слушала. Возможно, даже слышала, хотя не понимаю, зачем ей эта информация. Зажатая в тиски Света растекалась в истоме под навалившейся тяжестью. Две большие ноги покрывали ее бедра. Две нескромно расположенные (но предельно тактично ведущие себя) разные руки иногда сталкивались на ритуальной площади живота под башнями величественного собора. Из одурманивающей пелены действительности доносился голос — ровный, отстраненный, вещающий о чем-то ненужном и непонятном.