Несущий смерть - Стивен Кинг

А что-то могло и подвернуться. Как знать. И едва ли камерапричинит кому-то вред, если будет лежать в запертом ящике, не так ли?

— Разумеется, нет, — согласился Поп сам с собой, положилкамеру, запер ящик, сунул ключи в карман и повернул табличку на двери надписью«ОТКРЫТО».

На данный момент мистер Меррилл решил волнующую егопроблему.

Поп проснулся в три утра, мокрый от пота, со страхомвглядываясь в темноту. Часы только что отбили три, и их стрелки двинулись последующему кругу.

Его разбудил не бой часов — хотя мог бы, — потому чтоочнулся Поп не в своей постели, а внизу, в магазине. «Империя изобилия»напоминала пещеру тьмы, по которой гуляли тени, созданные светом уличныхфонарей, все-таки проникающим через пыльные стекла витрин.

Разбудил его не бой часов, а вспышка!

Поп ужаснулся, заметив наконец, что стоит в пижаме уверстака с «Солнцем-660» в руках. Он заметил, что открыт и ящик, в которомхранилась полароидная камера. Заметил, что, хотя и сделал только однуфотографию, палец его продолжал жать на спуск, вновь и вновь приводя в действиезатвор объектива. Поп сделал бы много фотографий, но ему просто повезло: вкассете оставалась только одна непроявленная заготовка.

Поп навел камеру на витрины, видоискатель стрещинкой-волоском находился на уровне открытого, но спящего глаза. Оказавшисьна уровне грудной клетки, руки задрожали, плечи и локти свело. Руки упали,пальцы разжались, камера вывалилась из них в выдвинутый ящик. Фотография,которую он все же успел сделать, уже выползла из щели, зацепилась за край ящикаи, покачавшись на нем, полетела не в ящик, а на пол.

Меррилл попытался сесть в кресло на колесиках, стоящеесзади. Ноги начали сгибаться, но на полпути мышцы, подходящие к коленнымсуставам от голени и бедра, словно замерзли. Так что Поп не сел, а рухнул вкресло. Оно покатилось назад, уперлось в картонную коробку, набитую старымижурналами, и остановилось.

Поп опустил голову, словно борясь с головокружением, посиделне шевелясь. Сколько прошло времени, он потом сказать не мог Может, даженемного поспал. Кровь стучала в виски, билась о лоб. Возможно, Поп слишкомдолго просидел с наклоненной головой. Но он чувствовал, что может встать, онзнал, что должен сделать. Что-то непонятное сумело крепко скрутить его,заставить ходить во сне, заставить (все его существо возмущалось против глагола«заставить», но мог ли он подобрать другой?) делать фотографии. Чего уж больше?Он понятия не имел, что это такое, но в одном сомнений уже не осталось: с этим,следовало покончить раз и навсегда.

Пора сделать то, что следовало с ??амого начала разрешитьмальчику, подумал Поп.

Да. Но не сейчас, не этой ночью. Он совершенно вымотан,взмок как мышь, дрожит. Ему бы забраться по лестнице на второй этаж, не то чтомахать кувалдой. Конечно, он мог бы обойтись и более простыми средствами:достать камеру из ящика, бросить на пол, поднять, снова бросить… но уж себе-тоПоп врать не стал. В эту ночь он больше не хотел иметь ничего общего с камерой.

Для этого будет время утром. Едва ли за несколько часовкамера сможет натворить что-то еще: кассета с заготовками опустела.

Поп запер ящик. Медленно, словно глубокий старик, поднялсяи, волоча ноги, поплелся к лестнице. Он отдыхал на каждой ступеньке, вцепившисьв перила (тоже не слишком прочные) одной рукой, держа связку ключей в другой.Наконец добрался до верхней площадки. Когда Поп закрыл за собой дверь квартиры,ему стало чуть легче. Он сразу лег в кровать, не чувствуя идущего от бельятяжелого запаха: простыни он менял раз в месяц и полагал, что чаще и не надо.

Я не засну, подумал он.

Нет, заснешь, возразил внутренний голос. Заснешь, потому чтодолжен. Иначе утром у тебя не будет сил взять кувалду, разнести, на куски этучертову камеру и подвести черту под этим кошмаром.

Стоило подумать так, и его тут же сморил сон, остаток ночиПоп провел без сновидений, даже не пошевельнувшись. Он проспал, впервые задобрые десять лет. И, проснувшись, с изумлением услышал, что часы внизу отбилилишний удар: восьмой. Потом ему вспомнилась прошедшая ночь. Теперь, при светедня, все представлялось ему несколько иначе. Неужели он правда чуть не лишился чувств?А может, это естественное состояние лунатика, которого внезапно будят?

Но нужно ли копаться в нюансах? Яркий утренний свет неизменил главного: он ходил во сне, он сделал по меньшей мере одну фотографию, исделал бы больше, если б кассета была полной.

Поп встал, оделся, спустился вниз с твердым намерениемразнести камеру на куски еще до завтрака.

Кевину очень хотелось, чтобы его первый визит в двухмерныйгород Полароидсвилл оказался и последним, но — увы! — такого не получилось.Тринадцать последующих ночей этот сон возвращался. Если же кошмару случалосьвзять отпуск (мы расстаемся, Кев, но ненадолго, не возражаешь?), то в следующуюночь он посещал мальчика дважды. Теперь Кевин точно знал, что это всего лишьсон, и, как только сон начинался, говорил себе, что для его завершения емудостаточно заставить себя проснуться. Черт, побери, всего лишь заставить себяпроснуться! Иногда он все-таки просыпался, иногда погружался в более глубокийсон, но ни разу мальчику не удавалось заставить себя проснуться.

Теперь он бродил только по Полароидсвиллу; ни Оутли, ниХильдасвилл в его сне более не возникали. И, как на фотографиях, с каждым сномон продвигался все дальше. Он уже разобрался, что же все-таки лежит в тележкемужчины, которого он встретил первым: много всякой всячины, но главным образомчасы, все из «Империи изобилия», но не настоящие часы, а как бы их фотографии,вырезанные то ли из журналов, то ли откуда-то еще и каким-то непонятным образомуложенные в тележку. Непонятным, потому что тележка была двухмерная, то есть неимела глубины, как и сами часы. Однако они там лежали, и старик отгонял Кевина,звал вором и требовал, чтобы тот убрался отсюда… Только в одном из последнихснов он еще и сказал, что отсюда не выбраться. «Я знаю, что Поп ищет тебя!Значит, дела у тебя плохие!»

Толстая женщина, которая не могла быть толстой, будучиплоской, появлялась следом. Она катила тележку с полароидными камерами«Солнце». И тоже говорила с Кевином, когда он проходил мимо: «Будь осторожен,сынок. — Голос громкий, невыразительный, как у глухого. — Собака Попа сорваласьс поводка, а она очень злая. Загрызла трех или четырех человек на фермеТрентона в Камбервилле, прежде чем прибежала сюда. Ее фотографию сделать оченьтрудно, и уж совсем невозможно, если у тебя нет камеры».

Она наклонялась, чтобы взять одну из камер, иной раз брала ипротягивала ему. Кевин вроде бы от камеры не отказывался, хотя и не понимал, счего это женщина решила, что он хочет сфотографировать собаку. Он и не хотел еефотографировать, но отказываться от подарка невежливо, не так ли?