Несущий смерть - Стивен Кинг

Поп сел в машину, завел мотор. Эмори Чаффи в отличие отСестры-Вонючки, выпроводившей его за порог и тут же закрывшей дверь, словно онабоялась, что солнце превратит ее в пыль, как вампира, стоял на крыльце,раззявив рот в идиотской улыбке, и махал рукой, словно отправлял Попа в океанскийкруиз.

И тут, не думая, точно так же, как он сфотографировалчернокожую старуху, сгребающую листья. Поп щелкнул Чаффи и разваливающийся дом,последнее, что осталось от семейного состояния. Он не помнил, как взял камеру спассажирского сиденья, куда с отвращением ее бросил, прежде чем захлопнутьдверцу, не помнил, каким образом «Солнце» вновь оказалось в его руках и как оннажимал на спуск. Услышал лишь жужжание механизма, выталкивающего из корпусаочередную молочно-серую фотографию. Звук этот безжалостно ударил по его нервнымокончаниям, заставив Попа взвыть от боли. Такое бывает, когда внезапнокасаешься чего-то очень холодного или очень горячего.

До него донесся смех Чаффи; сфотографировать его напоследок— отменная шутка. Но, прежде чем Поп выхватил фотографию из щели, он вроде быуслышал глухое рычание, как если бы он сидел под водой, а невдалеке проплылмощный катер с мотором, И на мгновение Меррилл почувствовал, как камерараздулась у него в руках, словно ее распирало гигантское внутреннее давление.Поп открыл бардачок, бросил туда фотографию и захлопнул крышку так быстро, чтоприщемил палец.

Нервно подал машину назад, едва не врезался в одну из елей,что росли вдоль подъездной дорожки, и долго еще в ушах у него стояли раскатысмеха Эмори Чаффи: «Ха! Ха! Ха! Ха!»

Сердце стучало в груди, в голове кто-то колотил кувалдой,вены на висках вздулись и бешено пульсировали.

Постепенно Поп взял в себя в руки. Пять миль, и маленькийчеловечек в голове опустил кувалду.

Десять миль (почти половина расстояния до Касл-Рока), иуспокоилось сердцебиение. И тогда Поп сказал себе: «Ты не будешь смотреть нанее. НЕ БУДЕШЬ. Пусть эта чертова фотография там и лежит. Незачем тебе смотретьна нее и незачем тебе делать новые фотографии. Время списать эту хреновину наубытки. Пора сделать то, что ты не позволил сделать мальчику».

Дорога вывела его к Касл-Вью, со стоянкой для автомобилей иобзорной площадкой, с которой открывался незабываемый вид на западную частьштата Мэн и половину штата Нью-Гэмпшир. Поп свернул на стоянку, заглушилдвигатель, открыл бардачок, вытащил фотографию, которую сделал помимо своейволи. Точно так же лунатик не знает, что делает во сне. Фотография, разумеется,полностью проявилась. Химические реагенты под молочно-серым квадратом сработаликак обычно. Темнота или свет, для полароидной фотографии никакого значения этоне имело.

Псевдопес сжался, как пружина, изготовившись к прыжку. Клыкистали до неприличия огромными. Как губы могли скрывать такую пасть? Как пес могжевать такими челюстями? Не собака, а прямо-таки пещерный медведь. Такойсобачьей пасти видеть Попу не доводилось. Заболели глаза, снова началараскалываться голова. Даже мелькнула мысль, уж не сходит ли он с ума.

Почему бы не избавиться от камеры прямо сейчас? — внезапноподумал Поп. Проще простого. Вылез из кабины, подошел к парапету, бросил вниз.И все. Прости-прощай.

Но сие было бы деянием импульсивным, а Поп принадлежал кплемени трезвомыслящих. Душой и телом, вот что я хочу сказать. Он ничего неделал под влиянием момента, чтобы потом не сожалеть, и…

Если ты этого не сделаешь, потом пожалеешь, шепнулвнутренний голос.

Но нет. Нет и нет. Человек не может идти против своейприроды. Это неестественно. Он должен подумать. Убедиться, что это правильноерешение.

Поп нашел компромисс — выбросил фотографию и быстро уехал.Минуту или две его мучил приступ тошноты. Потом ему полегчало. Вернувшись вмагазин. Поп достал из кармана связку ключей, нашел нужный, отомкнул дверцуящика, в котором хранилось «самое дорогое», уже хотел положить туда камеру, норука зависла на полпути. Перед его мысленным взором возникла колода для колкидров, ясно и отчетливо, словно на фотографии.

Он подумал: «Что значит — человек не может идти против своейприроды? Чушь собачья, и ты это знаешь. Человеку не свойственно есть землю, ноты съешь целую миску, если прикажет тебе другой человек, вдавив в твой високдуло пистолета. Ты прекрасно знаешь, что пора сделать то, что сделал бымальчик, если б ты ему не помешал. В конце концов, ты в это денег невкладывал».

Вот тут запротестовала другая часть его мозга: «Вкладывал,конечно, вкладывал, черт побери! Мальчишка разбил совершенно новую полароиднуюкамеру. Правда, по незнанию, но это ничего не меняет. Она же стоила стотридцать девять долларов!»

— Бред какой-то! — пробормотал Поп. — Дело-то не в этом! Нев деньгах!

Нет, уж конечно, не в чертовых деньгах. Это он мог признатьс чистой совестью. Поп мог себе позволить такую трату. Поп многое мог себепозволить, включая собственный особняк в Брэм-Холле, аристократическом районеПортленда, и новенький «мерседес» в гараже. Поп, конечно, никогда не думал отаких покупках, предпочитая складывать свои денежки в кубышку, но это неозначало, что он не мог купить дом и автомобиль, возникни у него такое желание.

Нет, дело не в деньгах. Речь шла о том, что важнее денег. Нехотелось выглядеть дураком. Поп принципиально не хотел выглядеть дураком, аесли такое случалось, то долго не находил себе места, словно человек, пододежду которого забрались красные муравьи.

Взять, к примеру, тот чертов проигрыватель. Когда Попвыяснил, что торговец антиквариатом из Бостона, по фамилии Донахью, нагрел егона пятьдесят баксов, продав граммофон «Виктор-Графф» модели 1915 года (потомвыяснилось, что это более распространенная модель 1919 года). Поп недоспал надобрые триста баксов, строя планы мести (один изощреннее другого). Как же ончестил себя! Еще бы, его, Попа Меррилла, какой-то горожанин обвел вокругпальца, словно мальчишку! Иногда он представлял себе, как этот мерзавецрассказывает своим партнерам по покеру о том, с какой легкостью он все этопровернул, что такой деревенщине, как Поп Меррилл, можно всучить и Бруклинскиймост, потому что у того не найдется другого ответа, кроме: «Сколько?» А потомони все покатывались от хохота в клубах сигарного дыма (почему-то он всегдавидел их сидящими за столом).

Вот и эта история с полароидной камерой ужасно давила наПопа, но он еще не хотел поставить в ней точку.

Пока не хотел.

Ты спятил, корил его внутренний голос. Только сумасшедшийможет продолжать эти игры.

— Я просто так не сдамся! — пробормотал Поп, окруженныйтикающими и такающими часами. — Будь я проклят, если сдамся!

Это не означало, что он и дальше не будет ездить по округе,пытаясь сбыть эту чертову камеру, но вот использовать ее по назначению старикточно не собирался. Поп полагал, что осталось еще три «безопасных» снимка,может, даже и все семь, но лично сам в испытатели не рвался. Отнюдь.