Где болит? Что интерн делал дальше - Макс Пембертон

Со временем я понял, почему их всегда направляют к врачу, а не к кому-нибудь из других сотрудников. Во-первых, контролировать их состояние было сложнее, потому что зависимость наблюдалась не только у матери, но и у плода. Если организм взрослой женщины к влиянию героина относительно устойчив, то у развивающегося плода – нет. Употребление героина во время беременности повышает риск преждевременных родов, внутриутробной гибели плода и задержки развития.

Колоть героин особенно опасно, потому что дозы отличаются одна от другой по крепости в зависимости от того, с чем его смешали. Даже небольшие колебания концентрации наркотика, циркулирующего у матери в крови, могут оказаться фатальными для ребенка у нее в утробе. По этой причине мы стремились в первую очередь снять женщину с героина и стабилизировать на метадоне. Плод настолько хрупок, что до родов снимать ее с метадона ни в коем случае нельзя.

Еще больше страха мне внушала вторая причина моего нежелания работать с беременными. Получив из местной женской консультации сообщение, что у пациентки наркотическая зависимость, социальная служба должна была оценить, сможет ли она заботиться о ребенке, когда он родится, и здесь немалую роль играло то, продолжает ли женщина принимать героин.

Поначалу я не мог поверить, что женщина, узнав, что беременна, будет продолжать использовать вещество, грозящее гибелью ее ребенку. Я думал, что после того, как акушерка отправляет ее в клинику по лечению зависимости, она должна быть готова на все, чтобы обеспечить своему малышу благополучие. Каждая беременная, которую я осматривал, уверяла меня, что больше не будет употреблять героин. Многие действительно бросали. Они отказывались от героина через несколько дней после начала курса метадона, и я считал это доказательством того, что люди могут меняться, хотя бы под воздействием столь экстремального фактора, как беременность.

Многие приходили в ужас, узнав, что их ребенок родится с зависимостью, и проклинали тот день, когда впервые попробовали наркотики. Они делали все от них зависящее, чтобы опять зажить нормальной жизнью. Конечно, случались и срывы. Некоторые, снова приняв героин, возвращались в клинику расстроенными и напуганными. Я сомневался, что такие женщины смогут долго продержаться без наркотиков: мне пришлось повидать немало молодых матерей, которые возвращались к героину, когда утихал первоначальный восторг от появления на свет ребенка и бытовые тяготы начинали брать свое.

Сестра Штейн предупреждала: некоторые пациентки будут пытаться меня убедить, что бросили героин, в действительности продолжая его принимать. На улицах всем было известно, что те, кто сидел на наркотиках во время беременности, особенно колол героин, рисковали потерять ребенка либо из-за выкидыша, либо из-за вмешательства социальных служб.

Рейчел, похоже, неплохо справлялась. На следующем приеме, через 6 недель, я просмотрел результаты ее анализов и был поражен: они все оказались отрицательными. Зайдя в офис Проекта, я сообщил радостную новость сестре Штейн. Она улыбнулась мне в ответ.

– Отличная работа, вы молодец. Этот ребенок скажет вам спасибо, когда вырастет.

Я тоже улыбнулся, довольный тем, что смог хоть чего-то добиться, несмотря на бесконечные разочарования.

Пару дней спустя сестра Штейн заглянула в мой кабинет наверху.

– С Рейчел что-то не так, – сказала она, обводя узор на ковре наконечником своего костыля.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, удивленный тем, что наша образцовая пациентка чем-то ее встревожила.

– Я видела ее вчера, когда выходила на ланч. Она стояла с мистером Пэпвортом.

– Ну, она может разговаривать с ним, если захочет. Разве это преступление?

– Нет, – медленно ответила сестра Штейн. – Просто у меня какое-то странное чувство. Что-то с ней не так, я вам говорю.

– Слушайте, – обратился я к ней, – все ее анализы на крэк и героин дали отрицательный результат. Она бросила наркотики. И это очевидно, если с ней поговорить, – она в восторге от того, что смогла изменить свою жизнь. Она действительно хочет этого ребенка.

Сестру Штейн мои слова, похоже, не убедили, отчего я начал раздражаться.

– Я сам проверял образцы мочи, – добавил я, приводя свое самое веское доказательство. – Она не употребляла. А теперь извините, мне надо подписать оставшиеся рецепты до начала вечернего приема, – закруглил я разговор.

Сестра Штейн собралась было уходить, но потом снова обратилась ко мне:

– А что если я посижу с вами, когда она придет на прием на следующей неделе?

– Всегда пожалуйста, – ответил я, не поднимая головы.

На следующей неделе мы с сестрой Штейн сидели в кабинете, дожидаясь, пока Рейчел вернется из туалета с образцом мочи. Я, пользуясь моментом, заполнял ее карту. Рейчел вошла и поставила контейнер на столик. Я потянулся за ним, чтобы отнести в лабораторию, где мы держали тестовые полоски, но сестра Штейн меня опередила. Мгновение она держала контейнер в руках, а потом перевела взгляд на Рейчел. Рейчел посмотрела ей в глаза, и в эту секунду я понял, что она лгала мне. Прежде чем я успел спросить, что, собственно, происходит, сестра Штейн произнесла два простых слова, которые все объясняли: «Моча холодная».

Рейчел молча застыла на месте: явно поняла, что игра окончена.

– Ты разбавила ее водой, – сказала сестра Штейн, поджав губы.

Я зажмурился, не решаясь посмотреть Рейчел в лицо после того, как ее уличили у меня на глазах. Как она могла так со мной поступить, подумал я, но тут же понял, до чего эгоистичной была эта мысль. Она подвела меня, но гораздо важней было то, что она поставила под угрозу жизнь своего будущего ребенка.

Сестра Штейн поднялась и знаком приказала Рейчел следовать за ней.

– Ну-ка. Мне нужен другой образец, и теперь я буду ждать у двери кабинки, – сказала она.

– Но я только что сдала! Я не смогу сделать это снова прямо сейчас, – запротестовала Рейчел.

– Ничего, я подожду, сколько будет надо, – ответила сестра Штейн.

Рейчел встала и вышла из кабинета, сестра Штейн последовала за ней.

Я не понимал, почему Рейчел так себя ведет, если действительно хочет ребенка. Как можно думать одно, а действовать совершенно по-другому? Возможно, она и сама поверила в свою ложь о том, что больше не употребляет наркотиков, отгородившись от неприятных обстоятельств мысленной стеной, чтобы избежать внутреннего конфликта.

Рейчел вернулась в кабинет и уселась напротив меня. Ни я, ни она не произнесли ни слова. Пару минут спустя вернулась сестра Штейн и, тоже молча, протянула мне листок, на котором написала результат. Помимо героина Рейчел принимала крэк, особенно вредоносный для плода. Его использование при беременности не только повышает риск выкидыша и преждевременных родов, но и оказывает негативное влияние на развитие ребенка в дальнейшем.