Клубный маньяк - Иван Юрьевич Коваленко

наперед знала — скажет Булгаков-старший ровно то, что сочтет нужным, а значит, смысла в его ответе будет минимум. Что-то вроде пресс-релиза, где все либо предельно складно, либо запредельно двусмысленно.

— Что рассказывал? Ну, прежде всего то, что это была не первая ваша встреча, незадолго до этого вы заходили к нему на работу. Он сказал, что проходит свидетелем по какому-то делу, но уточнять не стал.

— Но вы помогли ему нанять адвоката.

— Нет, не помогал. У него есть смартфон, а в нем записаны номера телефонов. Он набрал тот, который посчитал нужным.

— Звучит так, что вы совершенно не в курсе его жизни.

— А я и не в курсе. Он уже взрослый человек, а я еще старше. Меня гораздо больше заботят дочери — от них, простите, больше толку.

(Интересно!)

— Борис на тот момент был не свидетелем, а подозреваемым.

По лицу Булгакова-старшего нельзя было понять, удивлен он или разочарован. Могло даже показаться, что Варвара ему не об уголовном деле сообщила, а о прогнозе погоды на завтра. Поэтому она, не дождавшись реакции, продолжила:

— Мы расследуем убийство трех девушек. Все они были убиты после посещения ночных клубов. У нас есть доказательства, что по крайней мере в двух случаях из трех ваш сын находился на тех же вечеринках, что и они. Вдобавок невероятным образом пропали видеозаписи из подъезда и придомовой территории, а они бы могли обеспечить ему алиби — доказать, что он никак не мог быть на месте убийства в указанное время. Поэтому мы исходим из того, что в момент убийств его дома не было. Это не прямые улики, но это и не все улики.

Тут Варвара сказала неправду. Пусть спокойный отец хотя бы немного поволнуется.

— Так, — произнес он после небольшой паузы. — И вы считаете, что он убийца?

— А вы считаете, этого не может быть? Разве не вы помогли исчезнуть записям с камер?

— Каким образом?

— Позвонить кому-нибудь. Как это обычно делается…

Булгаков-старший рассмеялся:

— Делать мне больше нечего. Если хотите знать, я считаю, что жизнь должна проучить его когда-нибудь. Конечно, он не убийца, но, по правде говоря, ангелом тоже не является. Скажу больше: он хулиган, у которого слишком короткая память. Знали бы вы, сколько раз я помогал ему выпутаться из разного рода передряг. Ничего серьезного — просто юношеские выходки, которые никому не причиняли вреда, но помогать приходилось. В какой-то момент я сказал ему: «Больше помощи не жди. Я не твоя нянька».

— Он живет на широкую ногу. Это никак не вяжется с его зарплатой программиста.

Булгаков снова усмехнулся. Создавалось впечатление, что ему действительно надоело переживать о сыне. Так что разговор походил не на пресс-релиз, а на главу из сюрреалистического романа, где все оказывается не так, как у людей.

— Борис живет на мои деньги. Если я перестану его обеспечивать, он скатится до уровня мелкого мерзкого преступника. На большее у него ума не хватит.

— Леонид Викторович. — Варвара допила кофе и почувствовала, как энергия возвращается к ней. Она даже подумала, что не против поговорить с этим человеком подольше — явно взаимоотношения отца и сына выходили за рамки классических. Если только, конечно, все происходящее не хитрая многоходовка и спектакль. — Давайте вы мне сейчас расскажете все про сына и про то, как вы участвуете в его жизни. Простите, но я пока вам не верю. Мы просто разговариваем — у меня даже диктофон не включен. Вы мне расскажете, а я послушаю. И тогда у меня не возникнет мысли, что вы как-то можете быть причастны либо к исчезновению Бориса, либо к его жизни. Я не просто так к вам приехала. Если бы происходящее было шуткой, я бы лучше провела время в более приятной компании.

Тут она, конечно, не сдержалась. Вернее, стала сама собой. Сказала прямо, что думает, потому что деликатностью этого человека не победить и хитростью тоже.

— Как вас по отчеству? — спросил Булгаков.

— Сергеевна.

— Варвара Сергеевна. Вы молодая девушка. И вам, наверное, кажется, что по законам природы и вообще по всем возможным законам отец должен любить сына и принимать его таким, какой он есть?

— Я так не считаю.

— Вот и я так не считаю. Бывают умные люди, бывают талантливые, а бывают дурачки. Вот Борис — дурачок. У него была невеста. Девушка — чудо. Я все думал: что же такого она в нем нашла? Скромная, из обеспеченной семьи, образованная и очень хорошо на него влияла. Он ее бросил за неделю до свадьбы. Через два года опять собрался жениться — и опять сбежал. Я думаю, это многое говорит о человеке. Сначала я винил себя — думал, что не так себя вел с ним или не так воспитывал. Но у меня две прекрасные дочери. А Борис дурак. Я помню этот день, как сейчас: во мне родилась и укрепилась мысль, что его жизнь — это его выбор. Все, что мог, я ему дал. Не все богатые родители снисходительны к сыновьям — я не баловал его. Он избаловался сам. Почему? Понять не могу. Бросить двух женщин, каждая из которых спасла бы его. Возможно, и хорошо, что так вышло — Господь их уберег. Я обеим позвонил и сказал: вы хорошие девочки, и я вас люблю, и, если вам понадобится моя помощь, только скажите. А сына моего прощать не надо. Его даже Бог не факт, что простит.

— И вы не против, если он окажется в тюрьме?

— Если за дело — не против. Я не могу сказать, что ненавижу его, но и любви к нему у меня не осталось. Я не просил его о том, чтобы его принципы совпадали с моими. Мне было важно, чтобы он был благодарен тому, что имеет, и понимал, что его заслуги в этом никакой нет. Но шли года, а человек как был подростком в остром пубертатном периоде, так им и оставался. Родителям это не исправить. Если человек глухой — он глухой.

— Вы сказали, что Борис не убийца. Почему вы так считаете?

Булгаков задумался. Их беседа как-то незаметно перестала походить на разговор