Смерть заберет с собой осень - Эмма Рид Джонсон

– И что же ты хочешь узнать?

– Э-э-э… – Я растерялся, а мысли взбурлили похлеще воды в кипящей кастрюле. – Не знаю… Я ведь ничего не знаю… – Запустив руку в волосы, я принялся накручивать короткую прядь себе на указательный палец. – Что за журавль, о котором вы говорили с Кицуко-сан?

Юки-кун скривился:

– Кацуми Сора, её идиотский бывший, из-за которого она вляпалась в большие неприятности, провалилась в денежную яму и едва ли смогла выжить, но любовь зла…

– Он… – Я задумался. – Цуру?[27]

– Да.

– Но мне казалось, что они мирные… в легендах, по крайней мере…

– Сородичи Соры – цуру – не отличаются взрывным характером, скорее наоборот. В подавляющем большинстве они оборачиваются монахами или служителями храмов, иногда их можно встретить волонтёрами в каких-нибудь благотворительных организациях – они предпочитают «нести свет» в мир людей, твои легенды не врут. Пропагандируют просветление и добро, смирение и отречение от нашей «осквернённой» сути, призывая быть чем-то бо́льшим и одухотворённым. Слишком высокоморально для ёкаев – тут даже я считаю это лишним.

– Ого! – только и смог выдавить я. – В больницах тогда тоже наверняка могут работать, прикольно.

– Вполне. – Юки-кун кивнул, как бы соглашаясь с моими словами. – А вот Сора отрёкся от их взглядов, и он, наверное, самый аморальный цуру из всех, что я знаю.

– М-да уж. – Я присвистнул, слезая с кровати на футон Юки-куна. Сел я рядом с ним, упираясь локтем в кровать, чтобы подпереть голову. Разговаривать, глядя друг другу в глаза, было куда приятнее. – А есть какой-то секретный город, типа Нижний Токио, например?

– Не. – Юки-кун отмахнулся. – Как жили среди людей, так и продолжаем: большинство ёкаев на дух друг друга не переносят, окажись они все в одном городе – поубивают сами себя! – Он расплылся в блаженной улыбке, точно представил, что больше у него не осталось неприятелей по типу Кацуми Соры. – Но территории, так или иначе, между нами поделены, да.

– А у тебя своя есть?

– Мои владения – весь мир там, где есть снег.

– Значит ли это, что ты… умрёшь, если окажешься в тепле? – В моём вопросе отчётливо проступил страх.

– И опять нет! Акира-кун, да ты прям бинго собрал!

Он рассмеялся, но вот его шутка мне не понравилась. От сердца, конечно, отлегло, но оставалось внутреннее сомнение, что было во всём этом что-то не то.

– Расслабься, ничего со мной весной не будет. – Он положил руку мне на плечо. – Ненавижу лето и августовскую жару, но в случае чего А-тян меня всегда отпаивала холодными коктейлями и включала кондиционер на полную, так что участи снеговика мне не видать.

Я тихонько хмыкнул, опуская голову:

– Ладно, убедил.

– А теперь давай отвлечёмся, хватит с тебя.

– В смысле? – запротестовал я. – Ты мне почти ничего не рассказал!

– Это чтобы потом было о чём поболтать, Акира-кун. – Он щёлкнул меня по носу. – Давай лучше твой любимый фильм посмотрим.

– Фильм? – переспросил его я, потому что его просьба показалась мне очень необычной. – Типа… фильм?

– Можно аниме. – Он скривился. – Не придирайся к словам, а.

– Но… почему? – Вопрос сам сорвался с языка, пока я лениво подползал к ноутбуку. – Нет, я в том смысле, что… просто не ожидал от тебя такого.

Пока я включал его, Юки-кун подсел рядом, бесцеремонно заглядывая в экран.

– Мы ведь всё ещё знаем друг о друге совсем ничего, – объяснил он. – Судя по твоим книжным полкам, ты любишь истории взросления и придерживаешься теории абсурда, а ещё хочешь бунтовать, потому что… – Тут он задумался, а я настороженно задержал дыхание. – Потому что всю жизнь, как мне кажется, был тихоней. Когда ты выпиваешь, то начинаешь говорить на других языках, а ещё… Неважно, просто хочу узнать тебя получше, Акира-кун.

Мои губы дрогнули в слабой улыбке. Ему не потребовалось много времени, чтобы узнать меня, – он перечислил так мало, но в этом и был весь я. Наблюдательный прилипала Юки-кун. Я же за этот же период времени не узнал о нём ровно ничего, и от этого мне стало не по себе: великий слепой, никак иначе. Даже на такой банальный вопрос о еде, который задавала мне мама, я и то не смог ответить.

– Юки-кун, – произнёс его имя я, глядя на яркий монитор. Курсор одиноко мигал в пустой строке ввода.

– М-м-м?..

– А что ты больше любишь: солёное или острое?

– Я же говорил, что не нуждаюсь в пище…

– Но нуждаться и любить разные вещи, – перебил его я. – Если тебе дают на выбор солёное или острое блюдо, какое ты выберешь?

– Дай-ка подумать. – Слова он растягивал, как если бы пытался откусить тянучку. – От острого начинает гореть внутри, а от тепла тает снег, зато соль немного смахивает на сахар, который, в свою очередь, похож на искристый снег. Поскольку я всё же олицетворяю зиму, то логичнее было бы выбрать солёное. – Он задумался. – О, когда-то я ел очень вкусный рамен! Я помню его маслянистый солёный бульон – объедение! Поэтому да, всё же я выбрал бы солёное блюдо, а что такое?

Я покачал головой – мол, ничего. Мысленно же я порадовался, что в этом наши вкусы совпадали, – я внутренне загорелся идеей обязательно сводить его в одну замечательную раменную, которая находилась недалеко от моего дома. В ней уже много лет работал добродушный дяденька, который частенько травил байки о своём детстве и жизни вдали от города, а ещё он с забавным акцентом называл меня «сынком».

– Может, хочешь предложить какой-нибудь фильм? – Я на мгновение задумался, а потом живо добавил: – Жанр хотя бы, а то вдруг…

– На твой вкус, Акира-кун, я же сказал. – Он почти сполз на пол, уткнувшись подбородком себе в ключицы. – Опережая твои последующие вопросы: да, меня и вправду никогда особо не интересовали подобные вещи, и нет, мне не скучно. Знаешь… – Он перевернулся набок и теперь взирал на меня снизу вверх, – раньше подобных развлечений в принципе не было. Фильмам я предпочитаю книги. В особенности китайских поэтов Периода Вёсен и Осеней. Не спрашивай почему – сам не знаю.

Я мало что смыслил в китайской поэзии. Если говорить откровенно, то я вообще в ней не разбирался, и не только в китайской – в любой, поэтому совершенно не понимал, о чём говорил Юки-кун. Но при этом в груди разливалось приятное тепло. Впервые за долгое время я почувствовал себя на своём месте и мог, наверное, сказать, что почти счастлив. Незаметно, но очень удачно – чувствовал себя по-настоящему живым и не таким одиноким. Будто