До последнего вздоха - Лариса Павловна Соболева

class="p1">— Заведи собаку, чтобы гавкала, когда чужие лезут.

Роберт Вадимович ленив, а потому с досадой подумал, что ему только собаки не хватает для полного счастья, но раз жена требует… это серьезно, ее поддержит внук. Итак, собака дело будущего, а пока есть час до ужина, он вернулся к отцовской тетради…

1939 год. Домна Агаповна

Окраина не выглядела чем-то диким и нищенским, разумеется, и роскошью не блистала. Улицы в городе беспорядочные, при всем при том разделены на кварталы зачастую неправильной формы, еще примечательно, что внутри довольно больших кварталов имелись свои маленькие улочки, попробуй в таких условиях найти нужный дом. Катя шла уверенно, тем не менее плутала по улицам и улочкам, за ней плелся Герман, он и предложил:

— Катюша, давайте отдохнем? Вон скамейка у забора, мы можем присесть минут на десять, нас не прогонят?

— Конечно, можем. А вы что, устали?

— Не я, нога.

— А что с ногой? — проявила искреннюю заинтересованность Катя.

— Ранение.

— Вы воевали? — вытаращила она глаза, будто он и война несовместимые категории, что вызвало улыбку Германа.

— Воевал. Мой отец большевик, мечтатель, а я увязался за ним, точнее за идеей. Он погиб, как и ваш, только мой на моих глазах погиб, бой был тяжелым. В том бою и я получил ранение, снаряд разорвался рядом, как видите, остался жив, а нога пострадала. Выздоровел и даже не хромаю, но иногда ни с того ни с сего начинает ныть.

— У многих старые раны ноют на погоду, — со знанием дела сказала Катя. — Идемте, идемте, никто нас не прогонит.

Он зашагал быстро, а она немного отстала, теперь очевидной стала хромота, видимо, нога разболелась сильно, раньше Катя не замечала, чтобы Герман припадал на ногу. Длинная скамейка стояла вплотную к забору, который выполнял и функцию спинки, едва они уселись на нее, разлаялась собака во дворе, ей вторили соседские, а минуту спустя вышла женщина:

— А я думаю, чего это собаки разбрехались…

— Мы отдохнем немножко, разрешите? — поспешно сказала Катя. — Это наш новый директор музея, у него нога болит… ранение.

— Может, чем помочь? — предложила хозяйка.

— Спасибо, все хорошо, — заверил Герман. — Просто покой нужен, мы недолго посидим и пойдем.

— Да хочь до вечера сидите. Воды-то принесть? — не унималась добрая женщина.

— Ну, если вас не затруднит…

— Господи, да какой же это труд! Скажете тоже…

Быстро она обернулась, принесла кувшин с водой и две глиняных кружки, присела рядышком с залетными гостями, да и полюбопытствовала:

— За каким таким делом пришли в наш район?

— Ищем Домну Агаповну Вязгину, — отдавая ей кружку, сказала Катя. — Она работала в усадьбе Беликова кухаркой. Не знаете такую?

— А вот и знаю! — воскликнула женщина. — Считайте, пришли. Дойдете до угла вон того, свернете налево, к середине идите. Дойдете до прохода внутрь квартала, так в самый конец ступайте. В стену как упретесь, направо посмотрите, увидите дверь. Вам туда.

Через двадцать минут Герман колотил кулаком в дверь каменной стены, к ним вышла старая и полная женщина.

— Извините за беспокойство, — начала Катя, — мы ищем…

Слово за слово, женщина и была кухаркой Беликова, она пригласила их в маленький дворик, где под навесом стоял стол и лавки вокруг. От угощений гости отказались, тогда Домна Агаповна села напротив них и ответила на вопрос, ради которого они столько шли:

— Знаю, знаю, жива покуда. Здесь не ищите, нынче Арина Павловна живет с сыном в столице нашей губернии.

— У нас сейчас нет губерний, просто область, областной центр, — поставила ее в известность Катя.

— А я по привычке, — не смутилась Домна Агаповна. — Аринушка приезжает погостить ко мне. Все ладно у ней, только болеет очень, недолго ей осталось. И раньше-то была вовсе не красавицей, а стала… кожа да кости.

— Адрес дадите, где живет она?

— Отчего ж не дать? Записка с адресом у меня есть, а вы отдадите?

— Конечно, — улыбался Герман, ему нравилась старушка, он достал блокнот из нагрудного кармана, показал ей. — Я запишу адрес сюда и верну вам записку.

А чуть позже она рассказывала то, что стало им известно, но оба слушали внимательно, словно впервые. Длилось повествование долго, с подробностями, Герман заметил, что Катя скучает, поймал паузу и спросил:

— Вы рассказали много интересного, эти странные звуки…

— Бесы, — вставила Домна Агаповна. — Бесы там поселились, вот те крест святой, сама не раз слышала. А научный человек… не знаю, как звать-то его… приезжал из города, колдовал, молитвы читал…

— Экзорцист? — подсказал Герман.

— Бог его знает. Так он сам от страха едва не помер, да-да. И не помог. Видать, бесы сильней.

— А с чего началась… бесовщина? Что-то способствовало этому?

Домна Агаповна задумалась.

— Все было ладно, поместье процветало, сама усадьба… да не было лучше нигде, красоты невиданной, богатство неслыханное, одна ограда кругом усадьбы чего стоила! Высокая, кованая и с пиками на кажном копье. Да, барин наш Сергей Дмитрич хороший хозяин был, не обижал ни работников, ни прислугу, всяк мечтал к нему наняться. Арина Павловна управляла усадьбой, а всем поместьем Беликов самолично. Женщина она правильная, честная, образованная, а не какая-то там, однако несчастная, одна век свой вековала. А одной бабе тягостно жить, уж я-то знаю…

1914 год. Первое дыхание тревог

Себя экономка не выпячивала, платье носила строгое — по самые уши закрытое, волосы зачесывала назад, а на затылке пучок закрывала кружевной косынкой, чтоб ни волосинки не выбилось. Никаких украшательств! И уж тем более пудры, помады, духов — все эти вольности для благородных дам, коим занять себя нечем. Арина же Павловна не для того в доме на правах хозяйки поставлена, чтоб видом своим смущать мужеский пол. Женщина она пожилая — тридцати восьми лет на тот год была, в столь почтенных годах крашеная да ряженая баба схожа с городской сумасшедшей. Усадьба огромна, за всем и всеми уследить тяжкий труд, да ведь обязана! И она справлялась.

Сергей Дмитрич мужчина видный, высокий да сильный, с густой шевелюрой седеющих кудрей, да и годков ему набежало немало — все сорок пять. Иному он представится крайне суровым, видом и правда строг: темные глаза навыкате, брови беспрестанно хмурил, ноздри большого носа ходуном ходили, будто вынюхивали обман с подлостью. А как улыбнется… видно, что напускная суровость его, что мягок и добр он по природе своей. И несчастен. Вот так бывает: жить в таком богатстве, а счастья-то и не иметь.

Нежданно-негаданно Сергей Дмитрич женился! На девице из древнего, но обедневшего дворянского рода —