Разбитая наковальня - Данила Ромах

сражались кузнец да безумец, и в бою каждый оказался горазд, не желая уступать победу врагу. Игна, что гневу своему перестала быть хозяйкой, предпочитала чаще кулаки в дело пускать и реже защищаться, покуда руки её не потонули в узорах тончайших порезов. Ум-предатель считал мёртвых: знакомых и незнакомцев, что пали от клинка Каруза. Она не желала мести так сильно, как хотела пресечь всякие убийства. Ещё один долг перед человечеством взвалила мастерица на свои крепкие плечи.

– Так сильна твоя вера в их чистоту, Игна? – внезапно вопросил Каруза, уводя прямой удар мимо.

Девушка поначалу того не услышала: ярость закрывала уши. Тогда Каруза улыбнулся и лишь снова повторил.

– «Вера»? – переспросила Игна. – Ты имеешь в виду моё знание о том, что люд, здесь проживающий, чист от демонова яда?

– Коль победишь, то будет значить твою правоту, кузнец из-за пустыни. Я сам уйду и обещаю не возвращаться сюда ещё сто лет.

– Время ты всё-таки чуешь, а не просто бродишь, не ведая его? И как век проведёшь, оставшись мёртвым?

Воин покосился в сторону, чтоб припомнить нечто важное. Но вместо истины коснулся его головы крепкий кулак, да так, что череп хрустнул. Битва продолжалась.

Игна сама потеряла счёт времени: их бой, казалось, длился год. Кулаки мастерицы даже сквозь мощь человечью были разбиты, кровью собственной испорчены. Порезов – крохотных, безболезненных – вдоль рук, ног и шеи немерено. Силы покидали её.

А что Каруза? Тело его стояло супротив смысла. Суставы – костная мука, рёбра – осколки, ушедшие в гнилые потроха. Череп едва держал тёмные мысли, сочащиеся сквозь трещину от виска до макушки. Он волочил меч по сырой земле, в сплетении переломанных пальцев застряла рукоять. Голова завалилась набок, глаза исподлобья блуждали безвольно, и всякий на его месте уже спал бы мертвецким сном.

– В битве этой победила… – зашептала тяжко голова. – И заслужила… Моё глубочайшее… Уважение…

– Закрой рот, падаль… Я с тобою ещё не закончила…

– Мы должны… Усвоить… Уроки… Деревня – твоя, кузнец из-за пустыни… Я пойду далее… Вдоль границы… И не вернусь сюда…

Как то сказал воин безумный, Игну гневом свело. Кровь у девушки закипела что в венах, что в порезах.

– Стоять! – заревела она и метнулась на Каруза, взводя сияние в кулаках своих до света звёзд.

Каруза, меч упрятав небрежно в ножны, что-то себе шепнул – и скрылся в сгущённом мраке. Мастерица, замахав руками, бросилась в погоню – да не поспела за растворяющейся тенью. Вздохнув чуть с облегчением, рухнула девушка, лишившись сил.

Битва подошла к концу.

Сон Игне был тягостен: не терпелось ей подняться и продолжить схватку, хоть и видела она сама её окончание. Солнечные лучи средь мастерской встретили девушку теплом и нежностью. «Неужто утро?» – первая мысль нового дня.

– Хиду! – воскликнула Мулой. – Ученица твоя проснулась!

– Здравствуй! – громко поприветствовал Бузула, схватив мастерицу за руку. – Как ты?

Игна хотела было с кровати подняться, как свежие раны под бинтами поспешили о себе напомнить. Легла она обратно, взглядом ещё не проснувшимся выискивая мастера.

– Оставь её, парень, – сказал Хиду, не отвлекаясь от своего протеза, – пусть хоть очнётся до конца.

– Помоги мне подняться, – чуть ли не приказала Игна охотнику.

– Ты уверена? – переспросил он, но не дождался ответа.

Вскинув на себя могучую руку, поднял Бузула подругу на ноги: та, чуть пошатываясь, точку баланса нашла и застыла, как малое дитё прежде первого шага. Бузула плечо Игны чуть тронул, в глаза посмотрел, пытаясь найти там смуту от тяжёлых травм, но мастерица только подмигнула в ответ:

– Спасибо, друг. – Она устало улыбнулась. – Дальше сама.

Осмотрела себя Игна и про себя же выругалась. Дурацкой рубахой легли на неё полчища бинтов, скрывая под собой орду порезов. Сквозь белые полотна ткани проступали чёрные штрихи подсохшей крови. Чуть носом поводя, учуяла мастерица и припарок травяных присутствие, и мазей всяких. Взглянула на руки девушка и, насчитав полдюжины ожогов, что остались от применения человечьей мощи, тотчас заметила едва выпуклое пятно во всю ладонь, заходящее меж пальцев. Второю кожей легла сферка Драконьей Гибели, жаром сражения расплавленная и в покое застывшая. Повторяло колдуново железо каждую линию, по которым принято у кочевников судьбу читать, движения не сковывало и неудобством не служило. Оставила при себе Игна это странное явление. Она повернулась к Хиду.

– Вот у тебя никаких ожогов не было, – сказала мастерица, выставляя напоказ след молнии под кожей. – Чем я-то перед этой силой провинилась?

– Меньше кулаками думай, – бросил Хиду, не выпуская из рук деревянную ногу. – Яростью налилась, как вином, вот тебе и ожоги.

– Ты злишься на меня? – спросила она.

Кузнец взглянул из-под седых бровей будто сквозь свою ученицу. В ночь прошедшую, в кровавый сон, явью оказавшийся.

– Я? Ни в коем разе. Просто напуган, – внезапно даже для себя признался он и вновь вернулся к работе. – Как ты поняла, что его меч из железа духа? – продолжил он тоном уже чужим и отстранённым.

– Никак, – призналась мастерица. – Почувствовала, что ли.

Хиду не стал отвечать словами: тяжелейшим вздохом он оценил Игнино безрассудство.

Вскоре, как по знаку, объявилась Лаи: старуха протиснулась сквозь приоткрытую дверь, будто боясь потревожить старый дом. Нижайшим поклоном встретила она мастерицу и всех присутствующих. В ответ не поклонился только Хиду.

– Здравствуй, Игна. – С горечью она посмотрела на перемотанные раны. – Пустил Каруза тебе крови, будь он трижды проклят…

От одного произнесённого имени нутро у Игны яростью вскипело. «Ушёл ублюдок, смерти от моей руки не сыскав!» – яркой вспышкой вернулось к ней воспоминание. Сжала мастерица кулаки, гневным взглядом случайно встретилась с Лаи: та счастливо улыбалась выжившей. Девушка опустила плечи.

– Простите, – она снова поклонилась старейшине.

– Не извиняйся, прошу тебя. Если бы не ты, то… – Лаи не смогла найти подходящих слов.

– То Каруза не оставил бы в деревне ни единой живой души! – закончила Мулой, что сидела поодаль возле грязных бинтов. – Ты спасла множество жизней. Спасибо тебе.

– Но не все, верно? – спросила Игна, невольно в мыслях к прошлому вечеру возвратясь.

Луба, Понн, Шайи, Зувала, Галау, Луху – мёртвые лица крепких мужей, защитников своего дома, смотрели на Игну из ядовитой дымки, в которой растворился безумец. Ни смеха, ни брани за немыми ртами; ни радости, ни горя в стеклянных глазах. Чудовище забрало их жизни с собой и заберёт ещё полчища, и смертям не будет конца. Девушка ненадолго оказалась совершенно одна в полной людей мастерской. Кузня Хиду очнулась от тишины лишь словами Бузула:

– Они отдали свои жизни, чтобы защитить деревню. Они знали, на что шли.

– Если бы я