Революция - Александр Михайлович Бруссуев

вокруг себя в багровом цвете, временами по церковным стенам пробегал сторукий лысый мужчина с извивающимся во все стороны крысиным хвостом, временами это была стоногая женщина с уродливо вытянутой безволосой головой. А вместо его товарища по несчастью возникал призрачный силуэт гигантского насекомого с шевелящимися жвалами, пропадая и вновь появляясь. Также и Вилье — то пропадал, то появлялся. «Предстать перед богом», — вспомнилось Антикайнену.

Ритола, коль мнился в человеческом обличье, с долей ужаса смотрел на Тойво, и тот понял, что и его внешний вид подвергается изменениям. Способность мыслить делалась слабой, подчиняясь одному желанию на уровне инстинкта: убей! И если бы он не был так привязан к этой чертовой пентаграмме с этими чертовыми свечами по лучам, то, без сомнения, бросился бы рвать на части предающихся плотским утехам людей вокруг.

«Предстань перед богом». Да какой это бог? Это Самозванец какой-то. Я ли не смогу с ним справиться?

А врата Ада открывались все быстрее и быстрее. Мессир, прикладываясь к своей фляжке, делался все более артистичным. Он сопровождал каждый подземный удар заламыванием рук, и его голос то нарастал, то опускался до зловещего шепота. Глазами Распорядитель вращал так, что они, казалось, вывалятся из орбит.

Нет, не выстоять ни перед богом, ни перед чертом. Тойво в краткий миг просветления понял это со всей отчетливостью. Также он знал, что ему предстоит: биться с Вилье, пока в живых из них не останется только один. Тогда победитель сможет открыть последние, самые тяжелые Врата, и наступит пора настоящей Черной Мессы.

Ритола выл, Антикайнен рычал, вокруг них раздавались сладострастные стоны, дополняемые женским повизгиванием и мужским похрюкиванием. Покрытый потом Резчик, отвернувшись от очередной пассии, криком попытался ободрить парней:

— Ну, давай, покажи, на что ты способен! Порви его!

Все, что когда-то было Тойво, с его опытом уличных драк, в нем возмутилось: пусть вокруг свиньи, но сам-то он не собака, чтобы натравливаться! Он провел рукой по лицу, словно пытаясь сбросить наваждение, и внезапно ощутил на губах солоноватый вкус крови. В тот же миг он вспомнил о порезе, который сделал себе в Зале Света. «Предстать перед богом!» Так не всесилен этот бог, пусть властвует над телом и разумом, но душу заполучить ему не удастся!

Тойво повернулся к Резчику, долю секунды смотрел ему в глаза, а потом резко дернул в сторону его шеи свою правую руку. Удар оказался настолько сильным, что расческа глубоко врезалась в шею «умника», да так в ней и осталась торчать, завязнув. Самодельное лезвие все это время было зажато в его ладони, на что никто не обратил внимания.

Резчик не удивился и не расстроился — он умер, упав внутрь пентаграммы, разбросав по сторонам несколько горящих черных свечей. Удивился Вилье, к которому мгновенно вернулась способность не делаться монстром и не видеть такового в своем товарище. А Тойво расстроился: душа-то у него оказалась на редкость кровожадной.

Народ вокруг никак не отреагировал на потерю бойца — у него были другие интересы, оплаченные и оговоренные заранее. Но среди них было несколько человек, которые не могли позволить себе полностью расслабиться. Им было вменено в обязанности контролировать ситуацию, чтобы в пылу всеобщей горячки кто-нибудь богатенький не попытался оскорбить действием, или, наоборот, бездействием кого-нибудь очень богатенького.

Былой конвоир парней, оказавшийся возле упавшего тела, вознамерился восстановить положение вещей. Это не значило, что он обладал удивительной способностью воскрешать убиенных, это значило: оттащить труп из пентаграммы, установить на место свечки, а двух товарищей снова загнать в отведенные им места и заставить их заняться отведенными им ролями.

Тойво моментально понял, что в случае успеха конвоира у них второго шанса попросту не будет.

— Бей! — закричал он Вилье.

И тот, в долю секунды сорвав с себя ремень, наотмашь хлестнул пряжкой по лицу врага. Враг — не враг, но уж другом он не был точно. Удар заточенной кромкой глубоко располосовал щеку недруга, из пореза брызнула кровь, и все вокруг пришло в движение.

— Ходу! — приказал Тойво своему товарищу, осознав, что ноги у нег уже вполне неплохо двигаются.

— Шухер! — закричали специально обученные по борьбе с беспорядками люди.

— Мочи козлов! — завопил Ритола и устремился к выходу, крутя над головой ремнем.

Потом все смешалось: оказавшихся под ногами сатанистов расшвыривали пинками, голые охранники стремительно облачались в одежду и вооружались, Распорядитель рухнул с алтаря и замер на полу без движения, нацепив на лицо блаженную улыбку, Чаша дала коленями по ушам запоздавшему с ритуальным поцелуем сектанту и кувыркнулась на ноги, дико озираясь по сторонам. Последние Врата так и не открылись.

Тойво и Ритола выбежали из церкви, не забыв обернуться и перекреститься, и устремились прочь. Они, не сговариваясь, направили свой бег к дороге, по которой сюда приехали, но на полянке, где погиб Финн, Антикайнен схватил товарища за руку.

— Так мы далеко не убежим, — сказал он.

— И что делать? — удивился Вилье, который как раз считал, что так они теперь смогут убежать далеко-далеко.

— Дай ремень! — Тойво протянул руку, и Ритола ему повиновался. — Поступим так: ты со всех ног мчишься в Каяни, разыскиваешь отделение шюцкора и все им рассказываешь.

— А ты? — поинтересовался Вилье, хотя на самом деле предстоящей задаче он был даже рад. — Вообще-то без ремня мне как-то неловко будет бежать.

— Сейчас, — ответил Антикайнен и начал лихорадочно озираться по сторонам: он искал подходящий камень.

Таковой, конечно же, нашелся, и Тойво приспособил ремень под пращу. С третьего камня ему удалось пристреляться, а с четвертого — сбить с дерева свою котомку. В это время от церкви раздались звуки погони: кто-то пыхтел, кто-то топал, кто-то бряцал.

— Все, ходу! — сказал Антикайнен, закинув свои пожитки на плечо. — Я их задержу.

— Точно? — спросил, все еще в нерешительности Вилье.

— Точно! — ответил Тойво. — За тобой тоже гнаться будут, так что ты уж постарайся.

Ритола, вдев ремень обратно, развернулся на пятках и сделал старт так резко, что только земля из-под копыт брызнула во все стороны. То есть, конечно же, из-под ног, хотя никто бы не удивился, если бы у него в эту ночь отросли ноги сатира или фавна.

А Тойво, в свою очередь, ринулся в противоположную сторону, иначе говоря, к озеру. Без борьбы сдаваться он не собирался, а любая борьба — это шум, который ночной порой по воде и по льду разносится очень далеко. Может, кто из обывателей заметит и встревожится?

Конечно, соблазн был велик — добраться по мелкоте до нерастаявшего еще льда и чесать по нему к другому берегу