Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

Его ироническая улыбка внезапно разозлила Бретт.

– Может, и так, но не смей быть таким снисходительным!

Билли поспешил обнять жену:

– Послушай, я не хотел тебя обидеть…

– А я не хотела злиться, – вздохнула она. – Но меня там так долго не было… Я правда очень тоскую по дому. И когда я говорила о помощи людям в Монт-Роял, я вовсе не имела в виду какое-то высокомерное покровительство. Они нуждаются в защите. Им грозит опасность угодить из одного рабства в другое. Твой собственный брат Стэнли предостерег меня.

– Стэнли? О чем ты?

Настолько точно, насколько смогла, она повторила ему сказанные пару лет назад слова Стэнли о планах республиканцев использовать освобожденных негров в качестве управляемых марионеток на выборах.

– Стэнли так говорил?

– Вот именно. Он был пьян, иначе не стал бы так откровенничать. Заявил, что их партия – или, во всяком случае, одна ее фракция – уже выработала целую стратегию. Я ему верю. Поэтому хочу поехать домой и пожить там немного. Рабство невежества не лучше любого другого. Возможно, это как раз самое жестокое рабство, потому что железные кандалы на своих ногах увидит любой человек, а невидимые очень трудно заметить.

Она ждала его ответа. Билли чуть наклонил голову, поднявшийся ветер трепал его темные, как у Джорджа, волосы. На розовато-лиловом небе зажглись первые звезды. Молчание мужа она приняла за неодобрение.

Но не захотела так легко сдаться. Только не после того, как Сципион Браун с потерянными детьми полностью изменили ее отношение к людям. Занимаясь с ними, она в первый раз по-настоящему почувствовала, что ее жизнь имеет смысл. Она отломила маленькую веточку лавра и принялась вертеть ее в руках.

– Ты помнишь свою последнюю ночь дома, когда началась война? – (Он кивнул.) – Мы пришли сюда, и я сказала, что мне страшно. А ты меня успокоил, заговорив об этом. – Она протянула ему веточку. – Ты рассказал о том, чему учила вас мать. Что лавр похож на любовь близких друг другу людей. Она может выдержать все. Так вот, я сделала одно открытие, пока тебя не было. Я увидела это в глазах детей в школе мистера Брауна. Если та любовь, о которой говорила твоя мать, не касается всех, если она не охватывает каждого, не дарится свободно и одинаково всем людям, в ней нет смысла. Ее просто не существует.

– Значит, твоя поездка домой и помощь неграм – такая, какой ты ее себе представляешь, – это проявление любви?

– Для меня – да, – очень тихо ответила Бретт.

– Бретт… – Он откашлялся. – В армии я встречал сотни людей, которые в конце концов признали освобождение, потому что такова политика правительства, но и они пришли бы в ярость от того, что ты сейчас сказала. Там, куда ты собираешься, полно таких. И они схватятся за дубинки, а то и за ружья, чтобы отстаивать свое право стоять выше негров.

– Знаю. Но разве любовь может принадлежать лишь нескольким избранным? Или свобода? Меня всегда учили, что только так и должно быть. А потом я приехала в этот штат, в этот город, всем чужая, и многое поняла.

– Я бы сказал: изменилась.

– Называй как хочешь. Я вижу, что ты возражаешь против моего желания…

– Я ни против чего не возражаю. – Он ласково коснулся ее щеки. – Я люблю тебя. Я горжусь тобой. И верю в каждое сказанное тобой слово.

– Это действительно так?

– Не только на тебя повлияла война.

Он не рассказал ей о стычке перед вербовочной конторой, не стал говорить и теперь, боясь, что это прозвучит хвастливо, но его следующие слова касались самой сути того события.

– И я уже не тот мальчик-солдат, который стоял здесь четыре года назад. Я и сам не понимал, какую длинную дорогу прошел… ну, до недавнего времени. – Он ласково улыбнулся и поцеловал жену. – Я люблю тебя, Бретт. Люблю твою прекрасную душу и то, во что ты веришь. Ты очень правильно решила. Твоя помощь и вправду может понадобиться дома. Я буду рад и горд проводить вас с Мадлен в Монт-Роял. А поскольку в ближайшее время мне придется вернуться к своим обязанностям, у тебя не будет причин спешить с возвращением сюда.

– Одна причина есть. – (Ее странный тон поразил Билли. И почему она вдруг порозовела? Или ему только показалось в сгущавшейся темноте?) – Милый, ты был так страстен, несмотря на свою рану… ну, я пока не до конца уверена… к доктору я еще не ходила… но думаю, у нас будет ребенок.

Ошеломленный, Билли не мог найти слов. Новая жизнь после стольких потерь… в этом было какое-то волшебство. Чудо. Он посмотрел на веточку лавра в руке жены, осторожно взял ее и не отрывал глаз от темных листьев, пока Бретт говорила:

– Видишь ли, если я останусь в Монт-Роял, то ребенок может родиться там.

– Мне все равно где, главное – это произойдет! Все равно! – Он восторженно подбросил веточку в воздух и обнял Бретт, оглашая тишину счастливым криком, который откликнулся эхом с другого берега реки.

Вечером того же воскресенья, девятого апреля, Джордж был в Питерсберге; весь день они занимались тем, что собирали и грузили на две платформы строительные материалы. Проходящая западнее города железнодорожная линия Питерсберг – Линчберг сейчас восстанавливалась для снабжения армии, преследовавшей генерала Ли. Джорджу пришлось встать еще до рассвета и отправиться в сторону Берквилла.

Усталый, он шел к палаткам, предназначенным для офицеров. Где-то в темноте несколько труб, две флейты и барабан заиграли «Боевой клич свободы». Музыку сопровождали крики и свист.

– Нашли время для концерта, – пробормотал Джордж и вдруг отскочил в сторону от внезапно промчавшегося мимо всадника.

– Сдаемся! Сдаемся! – кричал тот.

Из ближайшей палатки вышел голый по пояс офицер со спущенными подтяжками.

– Сдаваться? – недоуменно огляделся он. – Бог мой, а я и не знал, что на нас напали!

– Думаю, к нам это не относится, – с усмешкой сказал ему Джордж. – Слышите музыку? Пойдемте выясним, в чем там дело.

И он пошел дальше на одеревеневших ногах. Офицер натянул на голые плечи подтяжки и поспешил за ним. Вскоре они увидели целую толпу возле палаток. Джордж никак не мог понять, из-за чего шумят эти люди.

– …сегодня после сражения…

– …Серый Лис спросил Гранта об условиях…

– …где-то у Аппоматтокса…

Через час в Питерсберге началась настоящая свистопляска. Это была правда – Северовиргинская армия слагала оружие, чтобы больше не проливать кровь в проигранной войне. Под звездами южного неба Джордж сорвал с себя фуражку и подбросил ее в воздух, а потом с наслаждением глотнул дрянного самогона из бутылок, которые совали ему в руки офицеры и рядовые; он никогда не видел их прежде и знал, что не увидит потом, но сейчас, в этот чудесный миг, они все были лучшими друзьями и самыми близкими товарищами.

В темноте люди палили из пистолетов и винтовок. Большие и маленькие оркестры играли патриотические мелодии. Джордж вдруг подумал, что теперь он наконец-то вернется домой и сможет каждую ночь до скончания века спать рядом с Констанцией и никто этому не помешает. Он принялся отплясывать джигу, сам не понимая почему.