Сталинградский гусь - Валерий Дмитриевич Поволяев

– У Альберта собственный сектор обстрела.

Солнце, повисшее прямо над машинами, жарило так, что на капоте гужаевского МАЗа танцевал прозрачный, сотканный из горячих струящихся лучей гибкий призрак, он то нырял за край радиатора, то вновь невесомо вспархивал на капот, вскидывал над собой тонкие дрожащие руки. Было скрыто в движениях призрака что-то недоброе, таинственное, даже потустороннее, что невольно настораживало человека… Гужаев не был исключением.

По тому, как шла разгрузка, выходило, что часа через полтора подойдет черед гужаевского грузовика… После того, как машины опустошат свои кузова, они встанут на погрузку, – дело это, как известно, затяжное, так что время у Игоря было.

– Что ж, жизнь на шашлыке из бараньих яиц не кончается, будем действовать дальше, – молвил он.

Путь к Моргуненко был один – через базар. Надо аккуратно, бесшумно, стараясь быть невидимым, подойти к нему и вызвать на разговор: судя по тому, что бывший сержант не сдал Игоря, удержался на разделительной полосе, за которой начинается окончательное предательство (хотя полупредательств, как известно, не бывает), он не потерял еще ни совести, ни чести, ни имени своего и, вполне возможно, надеется вернуться в свое прошлое и возвратить себе то, что было у него когда-то, и вообще стать самим собою…

Хотя стать самим собою в полной мере ему уже вряд ли удастся, это хорошо понимал Гужаев и, надо полагать, тезка его Моргуненко понимает тоже.

С базаром все было ясно, только вот неясно совсем – как подойти к Моргуненко, чтобы этого никто не засек, – не видел и не слышал.

Прикидывал Игорь разные варианты, – и ловкие, умные, и не очень ловкие, простые и усложненные, по-детски бесхитростные, лобовые и хитрые, с замком и подстраховкой, но, увы, – оставался ими недоволен. Теперь он понимал также и другое – ключ к разгадке, где находится сейчас геолог Михайлов, можно получить только через Моргуненко.

Через час двадцать пять минут машина Игоря встала под разгрузку. Пока в кузове МАЗа возились работяги с голыми черными спинами, одетые в легкие штаны из невесомой хлопчатки, Игорь решил снова совершить бросок на базар. Напарнику своему сказал:

– Селим, садись за руль, командуй тут, пока меня не будет…

Тот отозвался на приказ коротким согласным кивком, спросил только тихо, почти неслышно:

– Когда намечено отправляться домой?

– Сегодня здесь пробудем точно. И ночевать будем здесь… Скорее всего, отправимся завтра. Уточню у Джангула.

У машины Карышева он, не задерживаясь даже на мгновение, бросил:

– Альберт, пошли со мной!

Тот из кабины выпрыгнул мигом, словно бы шоферские обязанности ему надоели и он ими тяготился, хлопнул дверцей.

Джангул зорко оглядывал все машины сразу, всю колонну, – среди грузчиков могли оказаться воры, за ними надо было следить, – подтвердил, что ночевать будут здесь, домой отправятся завтра.

– А вообще можем отправиться даже послезавтра, – Джангул внимательно поглядел на Игоря, и тот, поняв, что решение зависит от него, от того, будет выполнено задание или нет, не замедлил прижать руку к груди:

– Ташакур!

Базар за прошедшие полтора-два часа увеличился до размеров моря, сделался необъятным, из обычного рынка превратился в явление, где кроме безобидных столбов пыли, поднятых до небес, могли быть и драки, и поножовщина, и стрельба, что же касается воровства, то кражи происходили здесь каждые десять секунд… Веселое местечко являл собой здешний базар.

То, что он вырос, набух, будто на дрожжах, было на руку разведчикам – там, где больше народа, легче спрятаться.

К базару подошли порознь, Гужаев первым, осторожно осматриваясь и контролируя каждый шаг, Альберт – вторым. Главной задачей у Карышева было – страховать напарника, чтобы к нему никто не подошел ни сзади, ни сбоку, ну а если уж кто-то подойдет, то действовать по обстоятельствам.

Гулябшу, как и утром, продолжали водить по базару и не только по нему, по нестройным городским улочкам тоже. Кто-то еще продолжал верить, вообще рассчитывал, что на эту тухлятину клюнет рыба.

Наивные люди. Душманы умеют держать удар в открытом бою, умеют наступать – это у них от предков, но вот заниматься делами, требующими мозговых усилий, не умеют. Не дал им этого Аллах, ну хоть тресни!

Моргуненко, как и несколько часов назад, продолжал состоять при бывшем водителе, пас его, будто корову на лугу. Интересно, командиры душманские дают своим бородачам возможность сходить в туалет или съесть пару кебабов, насаженных на прочную кизиловую ветку, или велят, как собакам, держать мочу в пузыре, пока она не начнет выливаться через ноздри, а желудок – сохранять пустым, как в пору мусульманского поста?

Ходить вокруг да около Игорь не стал, выбрался из крикливой, вольно передвигающейся массы людей перед самым носом у Гулябши и, бросив на него и его сторожей короткий взгляд, воскликнул весело:

– Знакомые люди! – Потом добавил, сплющивая и делая почти неразличимыми для других слова: – Пора обедать, моджахеды! У чинары очень вкусные шашлыки готовят!

Чинара на базаре была одна, вообще это редкое дерево, не заметить его нельзя, видно издали, и что интересно было: весь базар кишел мухами, некоторые из них гудели, как самолеты-бомбовозы, даже земля, кажется, дрожала, а вокруг чинары нарисовалось некое мертвое пространство, оно возникло словно бы по велению самой природы, поэтому люди любили заходить в это пространство, в нем они отдыхали…

Хотя были и такие, кто посматривал на чинару боязливо, поскольку считали дерево ядовитым, их еще в детстве об этом предупредили родители, а родителей предупредили их родители, – и так в далекое прошлое, в глубину времени.

Моргуненко что-то негромко сказал своему напарнику, тот согласно наклонил голову и вскинул над собой обе руки, будто хотел сдаваться, но нет – моджахеды не сдаются, он трижды скрестил ладони над головой и опустил руки: подал тем, кто видел его, условный знак.

Через минуту около него возникли два бородатых темнолобых «прохора», лица их от беспощадного солнца скоро вообще обуглятся, станут черными, даже более, чем просто черными, – пепельно-серыми, как у мертвецов.

Темнолобые перехватили вахту, а Моргуненко с напарником неторопливо, в обход бурлящей толпы направились к чинаре. Невдалеке от себя Гужаев засек светлую полицейскую форму и предпочел раствориться среди отчаянно торгующихся, горластых, резко размахивающих руками людей.

Через минуту он объявился у чинары, подле двух мангалов, над которыми колдовал голенастый, в темном кожаном переднике шашлычник. Возле мангала на земле лежали кирпичи, на них и садились едоки, желавшие отведать свежего, маняще вкусного, жареного мяса.

Моргуненко со старшим получили по три порции шашлыка разных сортов – бараньего, из небольших кусков, переложенных кругляшами лука, жеваного кебаба и из «семенного» фонда, из коричневых поджаренных яиц местных мериносов, – и начали с удовольствием расправляться с едой.

Подходить к едокам было нельзя – опасно… Вдруг провокация? Игорь оглянулся – где там Карышев? Карышева не было видно, затерялся в толчее, но заметив, что Гужаев пытается высмотреть