Лабрис - Глеб Кащеев

Дара пошла домой, показаться на глаза матери и поесть, и пообещала зайти ко мне сразу после обеда. Я свернула с дороги налево, к пляжу, и сразу увидела людей возле моего сарайчика. Одна фигура была мне точно знакома: отец Стефана, в костюме-тройке, как обычно. Решил здесь еще один костюмчик порвать?

Сердце забилось чаще, и я невольно перешла на бег, опасаясь, что они вот-вот что-нибудь сделают с моим жилищем, но, когда до этой группы осталось метров двадцать, успокоилась и перешла на шаг. Опасности не было. По крайней мере, пока. Даже смешно стало.

Они позвали попа. Бесов, значит, изгонять. Откуда только взяли его – храм-то в поселке не работал. Даже крыша местами обрушилась, и дожди спокойно заливали гниющие лавочки и пустой портал иконостаса.

Всего их было четверо. Отец Стефана, бородатый священник в очень помятом, расшитом потускневшим золотом одеянии, юный прыщавый помощник и еще какой-то восточный мужчина в мешковатом костюме, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу чуть в стороне. По виду не местный. Почему-то я решила, что он турок.

Медленно обошла всю компанию и встала перед попом. М-да… печальное зрелище. Судя по всему, этот немолодой мужчина с завидной регулярностью налегал на кагор или чего покрепче, от него и сейчас несло так, что все привидения должны были разбежаться от такого совсем не святого духа. Для храбрости, что ли, хряпнул перед встречей с нечистой силой? Нелепого кривоватого паренька-помощника с еле заметным пушком над губами я в поселке как-то видела, а значит, и священник тоже местный. Тогда понятно. Что ему еще делать без прихода и храма, кроме как спиваться?

Глаза, однако, живые. Почти потухшие, но искра в них еще есть. Теплится где-то глубоко внутри. Ей бы помочь, и тогда вспыхнет, загорится опять. Он поверит в себя, бросит пить и займется делом. Только вот как ее раздуть? И у него, и вообще у всех жителей города. Чем же их всех так прибило тут, что остались только старики с пустым взором да такие, как он? Понять бы.

Я задумалась и не особо обращала внимание на действия священника, а тот взял и неожиданно окатил меня ледяной водой! Макнул какую-то малярную кисточку в ведерко да как махнет в мою сторону! А потом еще вылупился, как на привидение. Хотя – почему «как»?

Посмотрела на себя и сообразила: конечно, капли воды, стекавшие по коже и волосам, прекрасно всем видны. Для этой честной компании только что в воздухе проявился какой-то прозрачный дух. Разозлилась, схватила ведерко и выплеснула прямо на голову священнику. Поливать он меня вздумал, зараза такая!

Шустрее всех оказался паренек. Охнул, развернулся, подобрал полы длинного нелепого одеяния и, смешно вскидывая колени, помчался прочь. Отец Стефана плюнул под ноги, от души на весь пляж нецензурно выругался, упомянув все, что он думает о способностях попа, о его матери и прочих родственниках и, нервно оглядываясь, быстрым шагом поспешил к машине. Ему очень хотелось побежать, но он старался сохранить достоинство в глазах иностранного инвестора или кем там еще этот турок являлся.

Священник так и стоял с выпученными глазами, иногда глупо моргая. Понимаю: одно дело – помахать кадилом да побрызгать святой водой там, где придурковатому бизнесмену что-то померещилось, а другое – столкнуться с нечистью лицом к лицу.

Больше обижать его не стала. Человек честно пытался сделать свою работу. Собственно, и с водой я погорячилась – уже немного стыдно было, – но уж больно неожиданно он меня окатил.

Помахивая пустым ведерком, я приближалась к турку – заказчику всего этого безобразия. Тот стоял на месте, нервно дышал, смешно надувая щеки и шевеля усами при каждом судорожном вздохе. Глаза навыкате, лицо покраснело так, что может на рынке в кучке помидоров прятаться – никто не заметит. Ноги у него, видимо, от страха отнялись.

Нахлобучила ведро ему на голову, пристукнула ладонью сверху и честно посоветовала:

– Беги, родной. Беги отсюда.

Он, конечно, не услышал, но все понял. Паралич у восточного бизнесмена мгновенно прошел. Помчался как миленький, даже не думая о приличиях. Первые метры так и бежал, с ведром на башке, только потом догадался скинуть.

Я гадала: станет отец Стефана ждать гостя в машине или уедет как можно быстрее. Уверена, что муравьишки в салоне его до сих пор донимают.

Дождался. Видимо, турок действительно обещал много денег.

Обернулась. Священник грустно брел по песку вдоль моря. Не бежал в испуге, а именно неторопливо шел повесив голову. Золоченая подставка для ведра осталась на пляже, как и три почти нетронутые восковые свечи и полупустой коробок спичек.

Мне святого отца даже жалко стало. Уж слишком наглядно я продемонстрировала его никчемность. Но что я могла сейчас сделать? Взяла подставку и занесла в сарай. Надо будет выяснить у Дары, где он живет, и занести эту штуку ему. Денег ведь стоит. У него, должно быть, не так много этой церковной утвари осталось. Свечки решила себе оставить, а то мало ли, ночью понадобятся. Освещения ведь не только в сарае, на всем пляже нет.

Дара вернулась через час. Рассказывать, как обидела попа, я ей не стала. Она же наверняка его хорошо знала, а мне уже было немного стыдно от того, как я с ним поступила. Выяснила только, где тот живет, – под предлогом, что вдруг мне консультация понадобится.

К счастью, на море штормило, и план Дары плыть к пещере рухнул. Мне было так страшно приближаться к этому зловещему месту, что я даже обрадовалась, а заглядывать и тем более спускаться в колодец бесстрашная подруга и сама предложить не рискнула. Она долго оценивала разбивающиеся о камни белые брызги, потом, прищурив глаза, посмотрела на небо, где облака неслись со скоростью самолета.

– Завтра все успокоится, – уверенно заявила она и пообещала одолжить у какого-то деда лодочку, чтобы не мокнуть в ледяной воде.

Потом спохватилась:

– Ой, опять не выйдет. Завтра же Хэллоуин! Весь город гулять будет на фестивале.

Я равнодушно пожала плечами – мол, подумаешь! – а сама обрадовалась, ведь поездка к пещере откладывалась так далеко, что, глядишь, дурная идея сама собой рассосется в голове подруги.

– Ты что, не понимаешь? Это же маскарад! Все будут в костюмах и масках. Большинство людей привидениями оденется.

– Ну и что?

– Так давай и тебя нарядим! Ты сможешь гулять, как все.

– В смысле? – растерялась я.

– В прямом! Накинем тебе на голову простыню, и тебя все будут видеть.

– Зачем это?

– Ты разве не хочешь снова почувствовать себя человеком?

Я грустно посмотрела на подругу, и она поняла, что сморозила глупость.

– Ой. Прости! – Дара прижала кончики пальцев к губам, потом с досадой всплеснула руками. – Я не то имела в виду!

– Да ладно. Идея хорошая, – вздохнула я, – только общаться все равно ни с кем не смогу. Даже с тряпкой на башке меня никто не услышит.