Дело всей жизни. Книга вторая - Ульяна Громова

Вопрос вызвал замешательство. Что происходит?!

— Что вам надо от меня? — спросила настороженно.

— Внук, — улыбнулся конгрессмен. — Ну и кое-что ещё.

— А, ну разумеется… Хотите забрать кафе? — хотела спросить дерзко, а на деле жалобно пропищала.

— Стоп! — перебил Герман. — Давай сразу к делу, чтобы ты ничего себе не надумала. Недавно состоялось оглашение завещания Никиты…

— Я знаю, что он жив. К чему этот фарс и разговоры?

Сзади фыркнула Наоми, я оглянулась на нее — женщина грациозно, как кошка, подошла к столу:

— Игры взрослых мальчиков, — снисходительно и высокомерно одновременно — как она это делает? — пропела Наоми. — Научись слушать… — посмотрела на меня многозначительно.

В кабинет вернулась Келли с кофе для конгрессмена и стаканом воды со льдом для меня — я посмотрела на нее благодарно, горло пересохло от напряжения.

— Я в зале, — тихонько сказала управляющая и вышла снова.

— Даже хорошо, что вы пришли, — выдохнула я, взглянув на Германа. — Напишите номер счёта, я верну ваши миллионы. И вот… — полезла в сумочку за ключами от браунстоуна, достала их и положила на стол, вдруг почувствовав, как не хочу отдавать их. То есть дом. — Я не хочу играть в игры для мальчиков и не уверена, что понимаю, что я должна слышать и кого слушать.

Наоми хмыкнула и отошла к окну. Как она перемещается так неслышно? Будто не на тонких каблучках, а в мягких тапочках.

Герман даже не взглянул на ключи, сложил руки друг на друга и снова после паузы заговорил:

— Ты должна знать, что у моего сына будет еще один ребенок. На пару недель старше… — Я смотрела на конгрессмена, оглушённая его заявлением. — Медсестра, работавшая у Рассела — Линда Саммерс — заявила права на наследство как мать ребёнка Никиты…

— Нет, — вырвалось из горла, и я схватилась за него, потому что следом продирался колючим комом всхлип.

Я мотала головой, отгоняя в один миг вставшие перед глазами картины любовных утех Линды и моего Никиты. Слёзы полились из глаз, я уткнулась лицом в ладони.

Оказывается, это очень трудно — знать, что он был с кем-то ещё. Невыносимо. Пусть до меня, но когда знаешь человека, его манеру говорить и двигаться, когда помнишь его голос и взгляд, воображение так легко рисует возможные сцены, что уже трудно отличить фантазию от реальности. Никита говорил, что мозг не различает их и потому подменяет воспоминания, и так люди перестают помнить, как всё было на самом деле. Я не хотела запоминать это, тёрла глаза, будто это помогло бы размазать возникшие образы, кусала губы, сдерживая рыдания, мотала головой и отдала бы всё на свете, чтобы развидеть то, что с садисткой настойчивостью живописал мне мозг.

В этот самый момент я поняла, что чувствовал Никита, что имел в виду, когда говорил, что мы не властны над ним, что он — заигравшийся ребёнок, жестокий и любознательный, отрицающий возможности существования души у тела, которым владеет. С отчётливой безысходностью я поняла, что не смогу простить Никите «таблетки от похоти». Я держалась из последних сил, а вот теперь будто сорвало плотины на реке выдержки, и всё, что я выставляла щитом, снесло к чёртовой матери.

— Оставьте. Меня. В покое, — сказала очень тихо.

— Несси…

— Вы ничего не понимаете, да? — подняла на Германа взгляд, вдруг приняв важное для себя решение и успокоившись.

— Это ты не понимаешь, девочка! Линда сделала ЭКО, чтобы завладеть состоянием моего сына! Это дело всей его жизни, и я…

— Нет! Дело всей его жизни — не ваши чёртовы горы купюр! Он всю жизнь ищет возможность вылечиться! Ему плевать на деньги! Это вы виноваты в его болезни! Вы и ваша бывшая жена…

— Замолчи — оборвал резко конгрессмен, вдруг дёрнувшись ко мне. Я испуганно отпрянула, подававшись словами, но мужчина перевалился через стол и обнял моё лицо большими ладонями. Его глаза были так близко. И в них было столько боли… — Ты не понимаешь, о чём говоришь, Тенесси…

— …Но майя, инки и ацтеки — целые цивилизации. У них была духовность и наука, — возразил я.

Макс кивнул:

— В этих цивилизациях власть шла от верховного жреца, они занимались научными исследованиями, но владели чёрной магией, верили в существование в каждом человеке нескольких душ и описывали их квази-материальными терминами: тень, дыхание, кровь, кость… Потеря одной души оборачивалась соответствующей болезнью. Последние мои исследования в Южной Америке как раз и были связаны с изучением наследия майя. Если бы их цивилизация прогрессировала, возможно, современное общество было бы техномагичным, максимально приближённым к природе, но с продвинутыми технологиями. Джейкоб как раз яркий представитель подобного симбиоза, — взглянул на меня Макс. — Может быть, однажды он совершит переворот…

— Какой переворот?

— В методах агрессивной коррекции психологии, — ответил гений, пожав плечами. — Он мастер психологической импровизации, корректирующего перформанса…

Россия, Москва

— Привет, бродяга! — набрал я номер самбо.

— Та ладно! Я выпал осадком в Нью-Йорке, — не согласился Джейк с улыбкой в голосе.

— Как дела в центре? — начал я издалека с иронией, зная, что друг понимает, почему я звоню.

— Как парень? — парировал адский психолог, сразу выводя меня на разговор.

— Как ты его нашел?

— На оглашении об его правах на наследство заявила твоя мать. Она была чертовски зла, что ты не упомянул ее в завещании. Кстати, почему?

— Банально — я о ней забыл.

— Но ты ловко воспользовался ситуацией, — снова услышал улыбку в голосе друга. — Расс оказался больше удивлен не тем, что ты под шумок всучил ему все побережье, а что он сам оказался к этому готов.

— Видимо, ему нужна была встряска, чтобы понять главные вещи.

— Индейцы говорят, что у души не будет радуги, если в глазах не было слез.

— Сколько их должно быть, чтобы я увидел эту радугу? — горько спросил, разом вспоминая Несси и Алёну. — Кого я еще должен потерять?

— Пришло время собирать камни, Ник…

…На экран ноутбука выскочило уведомление — я подписался на статьи Бродяги, интересно было следить за его «журналистским расследованием». И вот сейчас вышла очередная утка. Щелкнул по оповещению…

«…Роман Вениаминович Волгин — дед трагически погибшего миллиардера Никиты Соломата по линии матери — в узком кругу был известен как охотник за артефактами. Будучи антропологом, он исследовал Южную Америку, Австралию и Южную Африку. Его заслуги перед наукой трудно отрицать, взять хотя бы исследование на тему “Эволюция мутаций человеческого генома неизученных народов мира”, которое позволило номинировать его на Нобелевскую премию.