Академия мрака - Том Пиччирилли

не то в немом крике, не то в призыве. Группка из трех студентов окликнула Калеба по имени, и он рассеянно помахал в ответ, но в их сторону идти не стал.

– Никто не видел тут Джоди? – спросил он.

Гости по большей части его проигнорировали. Кто-то покачал головой.

Один из профессоров экономики наткнулся на Калеба, и тот уловил исходящий от мужчины ромовый дух, смешанный с неприятным запахом изо рта. Без предупреждения к горлу снова подкатила тошнота – ничего не поделать, слишком уж сильные ассоциации. Калеб спросил себя, позволит ли когда-нибудь его упорство поступиться памятью о собственных неудачах или так навсегда и застрянет в паутине ретроспективы. Профессор-пьяница маниакально и без видимого повода расхохотался и, пошатываясь, убрел назад в толпу.

Джулия Бландерс, преподавательница писательского мастерства, вынырнула навстречу из, должно быть, невыносимо скучного угла, где кучковались в основном мужчины, и протянула бокал, будто прося наполнить. Калеб попытался улыбнуться ей, но лицо онемело и стало словно чужим. Оцепеневший парень, похоже, нисколько не смутил миссис Бландерс – обойдя торчащую столбом фигуру со спины, она приобняла Калеба за плечи в мимолетном, воздушном порыве. Жест показался таким материнским, что Калебу вдруг захотелось упасть в ее объятия и разрыдаться, как какому-нибудь пятилетке.

– Вы не видели Джоди, мою подругу? – спросил он.

– Нет, – сказала она. – Хотя погоди-ка… может быть, может быть. Совсем недавно. Не могу вспомнить когда. Ну, ты же знаешь, как много тут людей. Я вот недавно поняла – придешь на такое мероприятие, и через десять минут все уже сливается в однообразную кашу…

– А раньше вы этого не понимали? – искренне удивился Калеб.

– Скажем так, подозревала. – Миссис Бландерс выудила из бокала дольку лимона и впилась зубами в желтую кожуру. Калеб разглядел у нее на подбородке синяк, тщательно замазанный тональным кремом, слегка потекшим. Интересно, кто ей его поставил? Может, и сама себе – будучи под хмельком.

– Не думала, что тебя пригласят сюда, Калеб, – заметила преподавательница. Она уже покончила с цедрой и принялась за кислую мякоть. Странный способ съесть лимон – обычно-то делают наоборот.

– Я и не собирался приходить, – бросил он, чувствуя, как шевелится в душе обида. Старая, проверенная реакция. – А что, я для этого сборища слишком плох?

– Для сборища законченных жополизов – определенно, дружок. Ты не такой.

– Но ведь и вы – не такая.

– Я-то? Я ничем не отличаюсь от остальных. Ты ведь не думал иначе?

– Я… скажем так, подозревал.

Миссис Бландерс была, строго говоря, немногим старше Калеба – слегка за тридцать ей было, этой женщине с красивыми темно-рыжими волосами, наделенной какой-то вянущей, чахоточной красотой, с мелкими пигментными пятнами карамельного цвета, усыпавшими лицо, – с такими наверняка стоило провериться у онколога. Она казалась располагающей личностью, но была связана с университетом так же неразрывно, как и сам Калеб.

Значит, чересчур доверять ей не стоило.

Отвечая, она не смогла скрыть отвращения в голосе:

– Не думал же ты, что я хочу показаться кем-то большим, нежели просто дружески настроенный и добросердечный специалист? Такой, знаешь, немного… подобострастный – вот, пожалуй, верное слово. – Будучи большим знатоком правильных слов, Джулия всегда оставляла замечания в работах Калеба и ставила пометку «неуклюже!» всякий раз, когда он перебарщивал с метафорами (а перебарщивал Калеб частенько).

– Ну, в академических кругах есть свои подводные камни, – сказал он. Прозвучало это глубокомысленно, но в то же время глупо, что, в общем-то, отвечало атмосфере действа.

– Конечно есть, но дело не в них, а в приличиях. Раз есть приличия – соблюдай их, будь добр. Я так и делаю, потому что все еще ищу работу на постоянной основе и через год университет вполне может разорвать со мной временный контракт без объяснения причин. Посмотри-ка, как Игги и Говард отчаянно пытаются зарекомендовать себя одновременно острыми на язык, но все еще располагающими к себе ребятами. А они-то здесь уже двадцать лет проработали. Так уж заведено. Только подумай, сколь долгий путь по жизни предстоит – хранить обаяние до самой пенсии и всегда улыбаться так, будто у тебя защемило лицевой нерв.

– Никогда бы не подумал, что они так себя ведут с умыслом, – сознался Калеб.

– Ну, конечно, не все так делают, но эти двое – однозначно шуты при дворе. Готовы унижать себя прилюдно, если светит какая-то выгода.

– Не смотрел под таким углом, миссис Бландерс.

– Конечно не смотрел. – Джулия фыркнула, будто бы чуть оскорбленно, и в один большой глоток прикончила все, что оставалось в бокале. – Ты слишком этичен, Калеб. Мы-то о тебе наслышаны.

Слово «этичный» резануло по ушам, и Калеб весь подобрался. Неужели Йоквер обсуждал студента с коллегами?

– Что вы хотите сказать, миссис Бландерс? – хрипло спросил он. В горле пересохло.

– Ничего особенного, если честно.

Мэр бочком скользнул к ней, что-то прошептал на ухо. Джулия разразилась хохотом, заставившим Калеба поморщиться от дикой наигранности. У нее явно отсутствовал талант к светскому флирту, но миссис Бландерс все равно старалась изо всех сил. Улыбка разом обнажала все зубы, смех звучал отвратительно громко – такой звук мог быть рожден лишь в самых недрах диафрагмы и не без боли. Пальцы женщины взобрались на грудь мэру, описали несколько небольших кругов – будто она прощупывала ритмы сердца, – и Калебу отчего-то вспомнилась Кандида Селеста с ее отчаянными попытками выбить из него пару мятых бумажек. Мэр, рассмеявшись басовитым, но в то же время очень подростковым смехом, вприпрыжку вернулся к своей жене. «Неважно, насколько хорошо играешь, – подумал Калеб, – главное, чтобы это работало».

– Меценаты, – сказала Джулия, забирая два свежих напитка у официанта с изможденным лицом, на котором была написана пустота, как у больного раком. – Все эти серьезные люди. Сегодня вечером деньги так и льются рекой. Дотации, спонсорство, гранты. И мы, поверь, неплохо заработаем. А там, глядишь, и новое имечко выбьют на городской доске почета…

– Охотно верю, – заметил Калеб. Он уважал ее пометки красной ручкой на бумаге, но теперь, когда Джулия стояла перед ним и все еще пыталась стрелять глазками на манер Хеди Ламарр[19], хоть ее ресницы были и вполовину не такими пышными, как у старушки Хеди, – в ней попросту не чувствовался ментор, преподаватель, жрец академической науки. Она в глазах Калеба сейчас была столь же потерянной и достойной всяческого презрения, как и он сам. – А зачем тогда приглашать студентов?

– Они – самые искренние жополизы из всех. Их близость поддерживает в нас вкус к жизни, силу духа… – Освещенные канделябрами рыжие волосы миссис Бландерс казались охваченными пламенем, пепельное лицо отливало румянцем. – Как